Александр Попов - Солнце всегда взойдeт

Я повернулся на бок: "Ага, кто там такой?" Метрах в трех от меня столбиком замер суслик. Его пшенично-серая шерстка лоснилась, а хвост слегка вздрагивал. Стоял, хитрец, на задних лапках и не шевелился. Потом быстрым движением откусил травинку и стал с аппетитом уминать ее. Снова отчего-то замер, лишь едва заметно шевелился его нос и вздрагивал хвост.

Рядом со мной за кустом шиповника заворочался Синя. Меня привлекло его странное поведение: он, привстав, осмотрелся, сунул руку в карман своих брюк и затолкал в рот целую горсть мелких конфет. Еще раз оглядевшись и, видимо, решив, что никто ничего не видел, прилег. Раздался хруст. Мне стало неприятно. Снова что-то нарушилось в моей душе.

Арап сказал:

– Синя, сорок семь – делим всем?

– У меня ничего нету, – поспешно отвернулся Синя от подкатившегося к нему Арапа. Подавился, откашливался, багровея и утирая слезы.

– Пошарим в карманах? – не отставал Арап.

– Правду говорю – пусто, – мычал Синевский.

Я, Олега и Саня смеялись, наблюдая эту забавную сцену.

– Завирай!

– Ты, Арап, что – Фома неверующий? – злился и вертелся Синя.

– Ну?!

– Гну!

– Давай, Леха, пошарим.

– Пошел вон.

– Не ломайся. – И, схватив Синю за руки, закричал: – Пацаны, налетай на жмота!

Я и Олега быстро выгребли из Сининых карманов конфеты и, ухахатываясь, съели их.

– Ой, точно, парни, есть, – посмеивался Синя. – А я и не знал. Ешьте, мне не жалко. Я сегодня добрый.

Мы смеялись, но наше веселье было притворным.

О рыбалке совсем забыли. Играли, спорили, стараясь перекричать друг друга. Саня рыбачил в одиночестве или же подолгу смотрел в небо, которое было усыпано мелкими перистыми облаками, словно бы кто-то там, в высях, распотрошил подушку. Из-за ангарских сопок на них медленно накатывались плотные, с сероватым подпалом облака. Птицы стали тревожно метаться – казалось, блуждали. В стремительном полете бросались к воде. Деревья замерли и смолкли, прислушиваясь.

Арап придумал игру: предложил посостязаться, кто быстрее проскачет на одной ноге. Мы все, кроме Олеги, бурно выразили согласие. Олега, неодобрительно съежив пропеченно-красный нос, предложил свою игру, но мы его не поддержали. Весело скакали. Олега любил, чтобы все делалось по его воле и желанию; притворился, что сильно заинтересован пойманной стрекозой и наша игра будто бы скучна ему.

Невдалеке чинил забор возле своего покосившегося домка сгорбленный дед. Он, покуривая трубку, работал неторопливо, с частыми остановками. Его морщинистое серое, как кора, лицо, сдавалось, ничего не выражало, кроме спокойствия и отрешенности. Он иногда поднимал коричневатую худую руку к глазам, спрятанным в морщинах, и всматривался вдаль. Мне совершенно не верилось, что он был когда-то таким же маленьким, как мы, и так же мог прыгать и бегать. Мне в детстве представлялось, что старики старыми и появляются на свет, не верилось, что я когда-нибудь состарюсь, одряхлею, стану таким же мешкотным и безмятежным, как дед.

– Вы скачите, – сказал нам Олега, даже не взглянув на нас, – а я буду играть в пирата.

– В кого, в кого?!

– В пи-ра-та! Да вы скачите, скачите. Что встали, как столбы? – Олега, насвистывая и подпрыгивая, направился к плоту.

Все, кроме Сани, побежали за ним.

– Мы – с тобой!

– Вот здорово – пираты!

– Я уж как-нибудь один. Вам же не нравятся мои игры. Вот и прыгайте. – И стал бодренько свистеть.

– Ладно тебе, Олега! Нашел из-за чего дуться, – уже повязывал Арап на голову свою рубашку.

Олега морщил губы, потирал пальцем выпуклый большой лоб, как бы решая: брать нас в свою игру или нет?

– Так и быть: играйте со мной. – Он словно бы досадовал, что вынужден согласиться. – Поплывем на Зеленый остров. Там стойбище индейцев. У них уйма золота и бриллиантов.

Мы приготовились в поход. У каждого на голове появилась чалма с пером или веткой. Арап завязал левый глаз какой-то грязной тряпкой и свирепо оскаливал зубы. Длинную тонкую корягу я вообразил мушкетом, свои черные брюки приспособил под флаг на плоту.

Саня улыбался, наблюдая за нашими приготовлениями. Когда же мы отчалили от берега и погребли к стремнине, Санин рот открылся, и улыбка, должно быть, уползла в него.

– Э-э-э, вы что, серьезно, что ли, на Зеленый?

– А ты как думал? – задиристо ответил его брат.

– Ведь с минуты на минуту ахнет гроза. Глядите, дурачье!

Мы посмотрели на приангарские сопки. Лиловая, с землисто-серым провисшим брюхом туча кралась по небу, и чудилось, что она всасывала в свое необъятное чрево и его голубое полотнище, и стайки мелких беззаботных облаков. Но она находилась еще далече.