Сергей Костырко - Медленная проза (сборник)

Городской пляж полупустой, полураздетый. Вдоль ограды штабеля неразобранных еще лежаков.

Да бог с ним, с теннисом… Дело не только в пережитом страхе. Как-то очень уж легко оно отвалилось. Такая вот ясная для меня и вполне бессмысленная фраза: теперь я могу туда не ходить. Не обязан. Не повязан. Не должен. Свободен. От чего?!! Неважно, у меня – каникулы. Теперь я могу спокойно, не торопясь, не дергаясь, еще раз прокрутить, что и почему, кто и как. Кем они видели меня и кем видел их я. Нет, не просто лох, который напрягается, чтобы соответствовать. В сущности, был акт признания нашего равенства. В чем равенства? Что ты мелешь? И все-таки приятно вспомнить, как они старались. Без моего присутствия их джентльменский напряг на корте терял смысл. Это был театр для меня! Да? Это еще вопрос, кто больше напрягался, чтоб соответствовать. Они или ты. И кто здесь – лох… А сколько всяких телодвижений было произведено! Какой перезвон стоял: встречались, обговаривали, распределяли, где, кто, как расставить людей.

Нет, приятно вспомнить.

Если, конечно, забыть про пережитый ужас.

Ну а все-таки, что такое страх?.. Страх – штука странная… То ли он животный, то ли – животворный…

Вот про это и надо писать. Этим писать. Только не увлекаться – вряд ли Модя лукавил. Их встреча на корте, или, как теперь говорят, стрелка, к тебе отношения не имела. Ты просто путался у них под ногами, вот и нарвался. И уж никак не в качестве равноправного партнера. Ты, пользуясь их жаргоном, действительно лох. Лох завороженный. Так оно, конечно, безопаснее. Спокойнее. Но, признайся, ты ведь чувствуешь что-то вроде разочарования, а? Может, страх лучше, чем вот такое унижение – клянчить: ну возьмите, ну возьмите меня в свои игры!

Нет, ну конечно, раз они потом озаботились, раз они начали выяснять причины Климовой истерики, значит, и ты в роли побывал. Утешает?.. Придает тебе ощущение своей значительности, а? Ну да, такая же хрень, как и этот проход по утреннему пляжу, который ты сейчас разыгрываешь перед собой – одинокий, утренний, вполне мужественный мужчина идет вдоль моря. Идет, погруженный в неординарность, так сказать, пережитого, и при этом он свободен для смакования влажного ветерка, блеска воды, костяного шуршания гальки под его кроссовками.

Вот он идет (иду), провожаемый незаметными взглядами женщин. Нет-нет, не так чтобы уж очень. Голов за мной не сворачивают. Но хотя бы чисто автоматически, непроизвольно, по курортно-пляжному протоколу. Мне – достаточно.

Ну и бог с ним, с этим дешевым театром, – все равно хорошо.

Взгляд непроизвольно тянется вслед за девушкой, зябко трогающей воду ногой; рука автоматически прихватывает случившийся на пути свободный лежак, ноги сами заворачивают в сторону двух девиц, вытянувшихся на оранжевых полотенцах с подветренной стороны мола. У обеих черные очки на пол-лица, но и того, что видно, более чем достаточно. (Да ни для чего, для пейзажа, для – глаз понежить. Увы, больше ни для чего.) Но останавливаюсь я, не пройдя и половины разделяющего меня от девиц расстояния, останавливаюсь, зацепившись за картинку, которая осталась за моей спиной: молодая женщина сидя (вид сзади) обтирает плечи и шею (крем от загара?); ломкий жест длинной руки, изгиб позвоночника – ренуаровская купальщица, только потоньше и жест акцентированней. Рядом на лежаке – мужчина, судя по домашней расслабленности позы, муж. Далее: пластиковый прозрачный пакет с газетами и обложкой журнала «Знамя», зеленая пачка сигарет «Салем». Они в трех шагах за моей спиной. Я бросаю лежак на гальку, достаю полотенце, расправляю, раскладываю, сажусь спиной к ним расшнуровывать кроссовки. Стягиваю майку и джинсы, делаю первый шаг в сторону моря. Ветерок холодит вспотевшую кожу, и от этого запах моря становится как будто резче, вид наползающей на гальку пенистой воды отдается ознобом в ногах, но присутствие этой женщины делает мою походку пружинистой и решительной… А ведь ты даже лица ее не видел.

Ледяная вода на секунду останавливает не только дыхание, но и как бы сердце. Метров двадцать я проплываю, хватая воздух и разрывая рукой воду, ну а потом тело как будто оживает, согревается, вода становится просто прохладной, покатые валы поднимают и опускают в море отдалившийся берег с разноцветными флажками пляжа и полоской набережной – и я как будто разом вспоминаю себя в воде. Господи, сколько же я времени потерял здесь без этих утренних заплывов!.. И когда я выхожу наконец из воды – на отяжелевших ногах, с загоревшейся сразу кожей, как бы выспавшийся, – пляж распахивается передо мной горячим от солнца, просторным, ярким, заполненным людьми, орущим детскими голосами и музыкой из открывшейся шашлычной.