Сергей Костырко - Медленная проза (сборник)

– Да я вроде уже немного принял.

– Тем более, тем более, – участливо закивал Модя. – Чего на полдороге останавливаться.

«Амбала» он, похоже, оставил на корте. Сейчас он – Модест, Модя, и это у него получалось хорошо.

– Игорек! – крикнул он.

Дверь снова приоткрылась, сунулся шофер.

– Сумку из машины принеси.

Дверь закрылась, но я заметил, что Игорь вроде один. Загудел лифт. Игорь вызвал. Значит, все без обмана.

– Ого, рукопись, найденная в Сарагосе? Это вы из Москвы привезли или уже здесь столько бумаги извели? С натуры ваяете?

– Почти.

Стукнули в дверь. Игорь втащил сумку и начал выставлять на стол бутылки, выкладывать сыр, ветчину, виноград, груши.

Дождавшись, когда Игорь выйдет, Модя разлил по стаканам коньяк.

– Ну, за встречу!

Мы чокнулись. Отхлебнули. Поставили стаканы на столик. Мой оказался практически нетронутым. Модя усмехнулся:

– Все-таки сильно мы вам подпортили настроение. Еще раз извините. Это Клим со своими глюками.

– Может, и не совсем глюками.

– Не понял? – Модя попытался улыбкой смягчить прорвавшуюся отверделость голоса и взгляда.

Я начал рассказывать про свое сидение в беседке.

– И что вы предположили? – спросил Модя, когда я закончил.

– А что тут предполагать. Школьная программа: Эм. Ю. Лермонтов, «Тамань».

– Это хорошо. Хорошо, что вы рассказали… А про что записывали, если не секрет?

– Это не так интересно. – Я начал вспоминать, на чем меня тогда прервали, и вдруг вспомнил: – Система масок на курорте! Про душевный стриптиз.

– Почему же? Очень интересно. Давайте еще под это…

Я глотнул коньяка, пожевал солоноватого сыра. Балконная дверь открыта. По полу и по перилам балкона гуляют голуби. Бледная голубизна неба начинает предзакатно плотнеть. Груша тает во рту… У меня в номере сидит Амбал Модя. Мы с ним выпиваем. Сейчас он разрывает вилкой целлофановую упаковку, отделяет длинную ленту копченого мяса и, запрокинув голову, опрятно опускает ее в рот.

– Извините, перебил, – трясет Модя головой, пережевывая мясо. – Маски, это в том смысле, что люди здесь не за тех себя выдают?

– Наоборот. Обнажаются. Человек здесь воплощается. Это дома его жизнь – система масок: на работе, в семье, с друзьями. Дома он вынужден проигрывать роли, давно уже разученные. А здесь он свободен. Принадлежит только себе. И человек начинает собирать себя заново. Маленький такой театрик для себя и окружающих. Это, знаете, как при фотографировании. Считается, что человека нужно снимать незаметно для него, – тогда можно поймать характер. Это неправильно. Человек обнажается именно тогда, когда позирует перед объективом. Когда пытается сыграть себя тем, кем хотел бы быть. И чем простодушнее позирует, тем откровеннее снимок. Зрелище, может, и стыдное, но по-своему трогательное. Можно сказать, сокровенное.

Я вдруг почувствовал, что дело не только в моем пьяном восторге и не в том, что я опять стараюсь, – Модя хорошо слушал.

– Потому вы так внимательно и рассматривали нас? Думали, что все это театр, и спокойно ходили рядом?

– Наверно, – ляпнул я. – Но ведь согласитесь, что и театра там много.

Модя ухмыльнулся:

– Не без этого…

– Слушайте, а можно вопрос?.. Нет, если не хотите или, так сказать, коммерческая тайна – не отвечайте. Я ведь только из обывательского любопытства..

– Ага. Чем занимаемся? Так?.. Ничем особенным. Бизнес. У каждого свой. У нас с Зеленым – строительство, сигареты… ну и еще кое-что. Затоскуете по женскому обществу, не стесняйтесь, обеспечим. Индустрия рекреации, скажем так… Не усмехайтесь, у меня ведь тоже высшее образование. И, кстати, почти как у вас, гуманитарное. Институт управления в Москве.

– А потом?

– После института? Сюда, домой приехал. Курировал в исполкоме строительство. Вверх пошел. И тут же – в тюрьму. На два года. Но честно скажу, полезные были годы. Мне там мозги на место поставили… Кстати, дело мое как раз Зеленый вел. Он тогда в гэбэ работал, с коррупцией боролся.

– И вы теперь с ним друзья?!

– Больше, чем друзья, – компаньоны. Работник он абсолютно надежный. Та еще школа. Ну а вообще, работа есть работа, работа есть всегда, та-ра-ра-ра-ра-ра, хватило б только пота на все наши года… Люблю. Это вам не Вилли Токарев… А что? Выпили, расслабились, а? – он подмигнул, и я не выдержал и улыбнулся, очень уж забавным был переброс «трудового пота» из песни Окуджавы в Модину сферу деятельности.

После хорошей порции коньяка заломило в груди.