Джордж Хаген - Ламентации

Тем временем в больнице Милосердия сменилась целая череда директоров-щеголей: доктор Гладстон променял должность на более выгодную в Найроби; доктор Мэйси, нарушив договор, досрочно вышел на пенсию, а его преемник умер, прежде чем успели запомнить его имя. Члены правления в отчаянии кинулись на поиски нового директора — молодого, крепкого, не честолюбивого и не жадного до денег. При одном взгляде на доктора Андерберга становилось ясно, что он — именно тот, кого искали.

Самуэль Андерберг твердо верил, что в вопросах ухода за детьми западному миру есть что перенять у африканских матерей.

— Во-первых, — вещал он практикантам, — взять ребенка, прожившего девять месяцев во чреве матери, и запихнуть еще на девять месяцев в железную коляску — вздор. Вздор! — повторял он, тыча пальцами в потолок. — Лишать ребенка материнского тепла, стука сердца и тем более молока! Матери-негритянки день-деньской носят детей на спине — ближе к телу, ближе к сердцу, — и малыши довольны и счастливы. — Он небрежно указал на белую пару (больница была для белых), увозившую новорожденного в коляске с огромными колесами и козырьком. — А эти родители удивляются, почему их дети растут несчастными людьми!

— Но, доктор, — возразил прыщавый юнец в белом халате без единого пятнышка, — не станут же белые женщины таскать детей на спине, как дикари? Мы же цивилизованные люди…

— Цивилизованные? — вскипел доктор. — Этим словом прикрывают любые ужасы — от искусственного вскармливания до атомной бомбы!

— Вы против искусственного вскармливания? — шепнул другой возмущенный студент.

— В Африке, — объяснил доктор, — из-за нехватки чистой воды искусственное вскармливание для младенца смерть. Если бы соски, бутылочки и смеси появились двести лет назад, все мы вымерли бы от дизентерии. Конец человечеству!

Розовощекий мыслитель умолк, распустил студентов и, шаркая резиновыми подошвами по гладкому белому линолеуму, заспешил в палату Джулии Ламент.

— Пока без имени? — спросил доктор, разминая пяточки новорожденному Ламенту.

— Увы. — Джулия улыбнулась.

— Милая Джулия, у меня к вам просьба, — начал доктор, за трудностями в выборе имени угадавший здоровое упрямство и независимость, — а именно это ему сейчас и было нужно.

— Какая? — спросила Джулия, и польщенная и встревоженная столь доверительным тоном.

Доктор многозначительно сдвинул брови.

— Весьма неожиданная, но очень серьезная.

— Что за просьба?

— Одна из моих пациенток вчера родила недоношенного ребенка весом кило сто тридцать. Малыш в инкубаторе. Я хотел бы узнать, не дадите ли вы ей подержать крошку… крошку… Ламента, чтобы она привыкала обращаться с детьми.

— Подержать? — насторожилась Джулия.

— Главная беда — отчуждение, — объяснил доктор, — неприятие, чувство, будто ребенок для нее чужой.

— Только подержать? — недоверчиво переспросила Джулия.

— На самом деле, — доктор натянуто улыбнулся, — я подразумевал и кормление.

— Кормить? Моего ребенка?

— Представьте, Джулия, — сказал доктор, протягивая ей воображаемого младенца, — что вы так долго вынашивали ребенка, а теперь целый месяц не сможете к нему прикоснуться. Он в инкубаторе, борется за жизнь. Подумайте, чего вы теперь лишены! Вообразите чувство, будто вы остались без ребенка. Представьте, что ваши соседки по палате нянчат детей, а вы сидите одна. Представьте, что истекаете молоком, а кормить некого. Моя просьба может показаться безумной, но, уверяю, это очень распространенный обычай.

— В Европе?

— Нет, — уточнил доктор Андерберг, — в Африке.

— В Африке?..

Доктор, ожидавший недоверия, продолжал:

— Во-первых, тысячелетний опыт воспитания здоровых и счастливых детей что-нибудь да значит. — Он вздохнул. — А главное, ваше небольшое доброе дело поможет матери сохранить драгоценную связь с ребенком.

— Да, — осторожно согласилась Джулия, — было бы страшно эту связь утратить.

Доктор Андерберг хлопнул себя по колену:

— Я угадал, что вы бунтарка, Джулия. С первой нашей встречи я понял, что вы не такая, как все. Вы еще покажете обывателям, как надо жить!

Доктор умчался прочь, а Джулию одолевали неуверенность и сомнения. После расправы миссис Уркварт над Беатриче прошло пять лет. Жив ли еще в Джулии бунтарский дух? Она взглянула на своего дорогого малыша. Он пискнул, на миг приоткрыл глаза и — или это только почудилось? — едва заметно, весело кивнул.

В соседней палате, крепко зажмурив глаза, лежала грузная женщина. Ребенка рядом с ней не было. Мать, но как будто и не мать.