Джордж Хаген - Ламентации

Впервые за вечер Джулии стало по-настоящему жаль мать.

— Прости меня, — искренне попросила она. — Но я так рада, что ты приехала.

Брови Розы недоверчиво поползли вверх, и Джулия изумилась про себя. Ведь именно это выражение лица стало причиной всех ее школьных неприятностей с миссис Уркварт, выходит, оно досталось ей в наследство от матери.

— Если бы не письма Уилла, я бы даже не знала, жива ты или нет. Ты нарочно старалась держать меня от вас подальше? Чем я это заслужила?

— В твоих письмах, мамочка, одни нападки. «Как ты можешь жить в этой стране?.. Хорошо ли присматриваешь за Говардом?.. Почему не пишешь?» Сплошная ругань!

Смущенная внезапным порывом Джулии, Роза часто заморгала.

— Это всего лишь вопросы, доченька. Что плохого в вопросах?

Джулия вздохнула:

— Ничего, мама, но разве трудно хоть раз похвалить, сказать доброе слово?

Роза призадумалась.

— Но я всегда говорила, что ты выбрала прекрасного мужа.

Рано утром дети ушли в школу, оставив мать и дочь наедине за чаем с гренками. Говард вставал поздно, чтобы никто не путался под ногами.

— Чем сегодня займемся? — спросила Роза.

— Мне нужно показать дом покупателю, — ответила Джулия, — но днем Говард может отвезти тебя в Манхэттен. Полтора часа на машине, не больше.

— Глупости. Не стану я навязываться Говарду.

— Навязываться? Что значит навязываться? У него никаких срочных дел. А мне нужно показать дом…

— Да уж, — пробормотала Роза и вздохнула. — Что сказали бы в школе Эбби-Гейт, если бы узнали, чем ты занимаешься?

— Мне нравится продавать дома, — ответила Джулия. — Я помогаю людям начать новую жизнь. Мне понятны их опасения, потому что я сама всю жизнь скитаюсь с места на место. Подходящий дом найти непросто… Вдобавок мне нравится заключать сделки.

Розу ее слова позабавили.

— Не сомневаюсь, для американцев алчность — чуть ли не библейская добродетель.

Джулия решила говорить без обиняков.

— Мамочка, мы наконец вылезли из долгов. На столе есть еда, и все благодаря моей работе.

— Да, зато ценой гордости твоего мужа. Говарду не по душе, что ты работаешь, Джулия. Согласна, ты кормишь семью, но что ты сделала для него?.. Я всегда поддерживала мужей.

— Что? — взвилась Джулия. — Ты их выбрасывала, как балласт с воздушного шара!

Длинные, тонкие пальцы Розы беспокойно двигались над чашкой с чаем.

— Если хочешь, я уеду, — сказала она тихо.

— Мамочка, вчера вечером я сказала правду. Мы тебе рады, живи у нас сколько хочешь! Если я вспыльчивая, то только оттого, что у меня дел по горло.

— Ну ладно, — прошептала Роза. — Останусь, но лишь до тех пор, пока мне здесь рады.

Ее условие прозвучало неубедительно, будто сама Роза в нем сомневалась. Джулия удивилась: ведь в прошлом ее мать бездумно требовала от людей невозможного.

Весь день Роза приходила в себя после перелета. Говард улизнул из дома за покупками и приготовил на ужин гадость — подгоревшую курицу с забытыми внутри потрохами в бумажном пакетике. Джулия заказала пиццу, Уилл и близнецы после еды разошлись по своим комнатам, а Джулия в компании Розы весь вечер приводила в порядок чековую книжку.

Когда Джулия спросила мать, как прошел день, Роза казалась разочарованной.

— Скучновато, — пожаловалась она. — Все страшно заняты — даже Говард, которому делать нечего.

Джулия обещала в ближайшие дни показать матери город.

В ту ночь Роза спала беспокойно. Она не ожидала, что у дочери такая сложная жизнь — напряженная работа, трудный брак и муж в столь плачевном состоянии. Жизнь Джулии всегда представлялась ей беззаботной. Пусть даже письма Уилла указывали на горе и невзгоды, но Ламенты колесили по всему свету, меняли страны и континенты. Они путешествовали, не зная преград. Саму же Розу чужеземные обычаи утомляли через неделю-другую.

Розе нужна была родная душа, с которой можно поделиться сокровенным. Распугав всех друзей и возлюбленных своей резкостью, она осталась одна. Семья дочери была для нее последним прибежищем. В душе она надеялась, что Говард станет ее наперсником, но по дороге из аэропорта ее поразило, до чего он погружен в себя. На Джулию тоже нельзя рассчитывать — слишком много у той затаенных обид. Когда первый луч рассвета заглянул в комнату, Роза почувствовала, что она совсем одна на свете.

— Славная она девчонка, Доун, — сказал Рой.

— Ты уже в третий раз это талдычишь! — ответил Уилл.

Ночь выдалась пасмурная: ни луны, ни звезд. Лишь шорох колес вдалеке. Вот уже полтора месяца Уилл и Рой вместе ходили пешком домой из «Датч Ойл». Рой вполне мог бы купить велосипед, но признался Уиллу, что откладывает деньги на что-то заветное. Уиллу нравилось возвращаться с Роем: говорить с ним было легко, и в темноте они часто вели задушевные беседы.