— Вовсе нет, мистер Оберманн. Должен признаться, что и во мне есть склонность к поэзии. Но меня смущает одна вещь.
— Да?
— В сообщении в "Тайме" вы пишете, что дворец построен на вершине горы. Между тем он расположен здесь, на северо-западном склоне.
— Читателей ваших газет необходимо воодушевить. Дать им мечту. Это все мой идеализм, профессор. Мысленным взором я вижу сияющий дворец, царящий надо всем. В книге это будет исправлено. Видите вот эти фрагменты декора из белого мрамора? Храм. Но для нас слишком поздний.
Уильяма Бранда удивляло легкомыслие Оберманна в вопросе, казавшемся ему столь важным.
Раньше ему не приходилось встречать подобных людей, и он не понимал, как вести себя. Но чувствовал, что общение с Оберманном каким-то образом прибавляет ему смелости, раскованности. Это напоминало проникновение на новую территорию, где прежние законы и привычки утрачивают силу.
— Я подумал вчера вечером, сэр, что вы рассказали еще одну небылицу.
— Небылицу?
— Ну да, вымысел. Фантазию.
— Вы переоцениваете мою изобретательность, профессор.
— Вы утверждали в Тайме", что нашли статуэтку и кольца, спрятанные в стене дворца. Вы предполагали, что их спрятали во время штурма здания.
— И что из этого?
— Насколько я помню, эти предметы нашли на разных уровнях. Так написано и на этикетках. Они не могли быть спрятаны в одно время.
— История важнее, профессор. Меня сюда привели истории. Что было бы с миром, если бы историй не было?
— Но вы объединили две находки. Ваша история неистинна.
— Что такое истина?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Но я знаю, что такое ложь.
— Вы становитесь смешны. В моей истории, как вы ее называете, запечатлена сущность Трои. Находки сами по себе, изолированно, не представляют для меня интереса.
— В этом мы различаемся.
— И будем различаться впредь. Я здесь для того, чтобы воссоздать Трою, а не свести ее суть к куче костей и пыли. Теперь, если позволите, я займусь организацией сегодняшних раскопок
Оберманн отошел, стуча палкой по земле, и София заметила, что он с особой тщательностью подводит карманные часы.
София подошла к мужу.
— Наш американский друг, — сказал Оберманн, — нервничает. Он подавлен, словно какая- нибудь истеричка. Изводит себя из-за мелочей. Газетная статья! Клопы!
— Ты сердишься, Генрих. — Она смотрела на мужа с беспристрастным интересом.
— Ему безразличны эти места.
— О, ты ошибаешься. Леонид рассказывал, что профессор Бранд хочет посетить пещеру Семелы.
— Да? В самом деле? — Он обернулся и посмотрел на Бранда. — А ему рассказали историю пещеры?
— Леонид рассказал.
— И он не испугался?
— Во всяком случае, это его не поколебало.
— Неужели? — Оберманн улыбнулся. — Тогда нам придется дать ему лошадь. Никто не повезет его туда.
— Разве разумно отпускать его одного, Генрих?
— Профессор Бранд рассудительный человек.
— Он не боится. Там, де нет страха, нет ничего страшного.
— Я бы охотно поехала с ним.
— Нет! Я категорически запрещаю тебе! Absolument pas ! [14] Здесь: Ни в коем случае! (фр.).
— Ее удивила яростная реакция мужа. — Это говорит моя любовь и преданность тебе, София. Ты — дитя Греции. Возможно, ты не осознаешь этого, но ты полна суеверий. Американцу нечего терять. Нечего приобрести, но и нечего терять.
Разумеется, она послушается. Мать учила ее, что жена повинуется мелким требованиям мужа, чтобы иметь возможность руководить им в более важных делах. Но София считала, что нашла лучший способ. Она усвоила, что, если относиться к обязанностям с энтузиазмом, они перестают быть обременительными. Вот почему она погрузилась в Гомера, вот почему она гордилась своими раскопками. Из Софии Хрисантис она превратилась в фрау Оберманн. Разве не это означало быть замужем?
— Но я могу проводить его туда, правда, Генрих? От этого не может быть никакого вреда.
— Держись подальше от пещеры, София. Люди не могут так бояться этого места без всякого основания.
В этот же день ближе к вечеру Бранд в сопровождении Софии ехал по равнине в восточном направлении.
— На этом плоскогорье, — сказала она, — разводят лошадей.
— И троянцы были своими успехами в этой области, правда?
— Да, причем они использовали те же земли. Мы ничего здесь не нашли. Ни кирпичей, ни фрагментов керамики. Везде просто почва, как тогда, так и сейчас.
— В вашем голосе слышится музыка. Как у певца.
Читать дальше