Татьяна Дагович - Ячейка 402

– А ты часто так ездил? Много возил людей?

– Средне.

Интонация изменилась резко, стала официально-чужой, как у политиков на теледебатах. Это разозлило.

– Ты как? Спал со всеми? – Теперь повернулась к нему, он едва успел отвести глаза.

– Большей частью я возил мужчин.

– Ну и что?

– А ничего. Не так медленно тащились. Но на одних консервах.

Они засмеялись, и Анна увидела за стёклами очков глаза, то ли смертельной обиды полные, то ли ожидания.

Прошло ещё два дня. Несколько раз она ловила на себе странный, острый взгляд Шарвана, и несколько раз ловила себя на том, что сама смотрит так же. В остальном всё оставалось по-прежнему, и она почти уверилась, что так теперь будет всегда, и перебивала всякий разговор, если он приближался к больной теме. Других тем не было – телевизора в машине нет, и новостей они не знали, поэтому почти перестали разговаривать. Похолодало. На стоянках прохлада невидимо вползала в машину через щёлочки, и ноги застывали, несмотря на то что Шарван обвешивал её какой-то своей, неподходящей одеждой. Теперь они могли заниматься любовью только внутри. Заднее сиденье покрылось пятнами. Анна изучила каждую ниточку его обивки. Из-за холода ещё сильнее прижимались друг к другу, и даже по окончании никак не могли разняться, так и сидели прижавшись, покрываясь пупырышками от того, что раздеты.

Шарван то и дело переводил взгляд с дороги на неё и смешно закусывал верхнюю губу. Расслабленная, сросшаяся со своим сиденьем, она неожиданно осознала, что машина свернула с трассы и едет медленно по узкой дорожке. Сердце застучало противно быстро, стекленело от напряжения. Непослушные руки искали места, но не находили ни на подлокотнике, ни на коленях, ни на сиденье. И принимались выгибать пальцы – суставы хрустели. Глаза бессильно искали выезд на основную трассу, но находили кубообразные серые здания, похожие на кубики с жидкостью, что оставили позади пару дней назад. Нет, это не жидкость – это поблёскивают окна, за которые она не хочет.

Открыть дверцу и выскочить на ходу. Закричать: «Не отдавай меня!» – как маме про детский сад.

– Я уверен, что ты не расплачешься, – сказал Шарван.

Ей пришлось собирать рассыпавшийся голос, чтобы сказать:

– Пожалуйста.

– Ты ни разу не плакала за всё это время. Это не больше чем переломный момент. Мягкая постель, тёплая еда будут тебе. Тебе все будут рады. Через неделю ты сама привыкнешь и никуда оттуда не захочешь. Вот тогда можешь поплакать. Поплачь тогда. Но не сейчас. Всё равно, куда нам деваться, если…

– И почему бы мне не поплакать. Если переломный момент. Я не хочу с тобой. Я сама. Я к себе домой хочу.

– В твоей комнате давно живут другие люди. Ты же понимаешь…

– Я хочу туда домой, к Лиле! Ты зачем, зачем забрал меня? С ней было хорошо!

– Спокойно. Не волнуйся.

– Мне не по себе. Я не хочу.

– Вижу.

Стянула волосы сзади пучком. С тупой тоской смотрела на последние уплывающие обочины. Торчащую сухую траву. Сказать, что болит горло? Что она не пойдёт? Упереться ногами в асфальт?

– Останови.

– Не дури.

– Серьёзно. Мне нужно. Я дотуда не дотерплю.

Вышла. Вдохнула. Воздух свежий, горький. Выдохнула неровно. Отошла. Присела. Жёлтая струйка мочи потекла из неё на траву. Забрызгала ногу. Мелких муравьёв посносило в лужу. Смотрела на них слишком долго. Тянула время. Как оттягивают жвачку от пола. Кончился бы бензин.

– Всё в порядке?

– В порядке.

– Минут через двадцать будем. По трассе за две бы доехали, но по этой, раздолбанной…

– Понимаю. Бьётся подвеска.

Маленькие светящиеся часы над радиолой. Облака расплываются белой рябью по небу. От двадцати минут остаются пятнадцать, позади исчезает дымящаяся гора шлака, от пятнадцати остаются девять, поворот налево, горы серого песка, слева здания, по обе стороны здания, стоп, двадцать прошло, но они ещё движутся. Счастье. Двадцать одна, двадцать две, двадцать…

– Всё.

Шарван заглушил двигатель и повернул лицо к ней. Она с трудом оторвала взгляд от часов. Очки обводили его глаза кругами, как от бессонницы. Чисто выбрит. Каждое утро он брился электрическим «Филипсом». Только сейчас обратила внимание.

Анна чуть не выпала из машины от неожиданности, когда дверцу открыли снаружи. Перед глазами оказался тряпичный пояс брюк. Подняв глаза, увидела большеголовое немигающее существо, после недолгих колебаний отнесённое к женскому полу. Очень круглая голова, рыжеватый пушок волос сверху, бледные веснушки.