Татьяна Дагович - Ячейка 402

Наконец Анна пришла к тому месту, где её забрала Света, но «Фольксвагена» там не было. Решив, что это просто похожая парковка, пошла дальше, ещё торопливей. Через какое-то время вернулась к узкой двери. Голая кожа головы мёрзла под мелкими каплями. Значит, Шарван загнал машину в гараж. Да, разумно задержаться в Колонии на пару дней перед дальним возвращением – нормально питаться, нормально мыться. Обходила во второй раз… Вернулась на место своего прибытия и, рассматривая грязный след разворота на асфальте, продолжала рассуждать, что Шарван отдыхает где-то в внутри.

След шин, исчезающий в точках дождя, уводил на дорогу. Туда, откуда они приехали. Вне пределов видимости скользил по мокрой трассе крошечный «Фольксваген».

Нехорошо получилось.

Еле нашла свою спальню. Спальных залов было несколько – мужские, женские. Один пустой, заросший паутиной. Хоть номер своей ячейки запомнила, и то хорошо! Первые четыре яруса были плотно заселены, пятый – частично, верхние – почти пустовали, всего несколько ячеек казались обжитыми. Любители экстрима.

Анна поднялась. Застелила простынкой матрас, вдела подушку в наволочку и одеяло в пододеяльник. Аккуратно развесила свои убогие «личные вещи». Кроме этих штанов и рубашки, лифчика и трусов, вещей у неё не было. Кстати, местное нижнее бельё удобнее: хлопковое, а не синтетически-кружевное, в котором она вышла из Лилиной квартиры. Лилино, а не её.

Подняла прозрачную страховочную сетку. Поискала, но не нашла никакой шторки, которая могла бы её закрыть от остальных. Как же здесь переодеваться? Ах, да, на входе в спальню – «Ж», как на женском туалете, то есть здесь только женщины. Она переоделась в казённую пижаму, ватиновую, почему-то в детских домиках. Закрыла глаза и представила: мелкий дождь на лобовое стекло, шорох колёс, ритм дворников. Ритм… Где сейчас? Уснула быстрее, чем подумала о сне, и проснулась от стука. Стучали в перегородку со стороны головы. Снизу поднимался разнородный шум – голоса, шаги, смех, щелчки.

– Вставай, – сказали из-за перегородки. – Звонок к подъёму был, не слышала?

Укутавшись в одеяло, Анна попыталась заглянуть в соседнюю ячейку, из которой доносился голос. Но она не решилась высунуться достаточно далеко и увидела только сплошной ряд белёсых сеток. Быстро натянула казённые штаны и рубашку, спустилась вниз.

Женщины, разных форм и размеров, возрастов и запахов, перекликались, но на неё не обращали внимания; обходили её, куда-то спешили. Пошла за ними. Правильно – прежде всего в туалет, в очередь к хлопающим дверцам кабинок. Туалет огромный, это просто какой-то лабиринт с унитазами (снилось?). Десять секунд закрытого одиночества, обиженно надутых губ в кабинке. Щелчок ручки, очередь к умывальникам. Дура – не взяла с собой мыла и зубной щётки. Бог с ними, так – ополоснуть лицо холодной водой. На часах – без десяти семь, пора на завтрак. Уже легко нашла своё место в столовой. Вячеслав, полный техник напротив, и Яна, совсем девочка справа, пожелали ей доброго утра. Анна ответила на приветствие и удивилась: до чего они все одинаковые в одинаковой одежде – мужчины, женщины, старые, молодые.

Дорога обратно всегда легче и быстрее. Шарван ещё раз прокрутил в голове короткий разговор с братом шефа, прикидывая, как удачнее внести его в отчёт. Братом-близнецом. Иногда Шарвану казалось, что Леонид Иванович подшучивает над ним и сам встречает его в Колонии, представляясь не собой. Но в кабинете слишком грязно, Леонид Иванович никогда бы не допустил, не говоря уже о манере общения. Разговор складывался хорошо, почти до конца, когда собеседник ни с того ни с сего рассердился:

– Сам придумал или кто подсказал? Мне теперь вокруг каждого нового кругами бегать? Переодевать, переобувать, пеленать? Что ещё?

Ответил:

– Не сам. Леонид Иванович.

Шеф никому не позволил бы лгать себе в глаза.

Первый полный день в Колонии прошёл гладко: несколько знакомств в разных ситуациях: еда, работа, отдых. Внутри грудной клетки Анна словно раздвоилась: одна её половина, как гусеница, завернулась в кокон, закрылась, закупорилась и уснула. Но была тяжёлой, а приходилось носить её всё время с собой. Давила то на переносицу, то на затылок. Вторая половина – лёгко катилась по гладким минутам и часам, выскальзывала на поверхность лица уместными улыбками и сдержанным любопытством, генерировала слова бескрайних разговоров, тщательно утюжила рубашки, знакомилась, успевала прятать красноватые глаза при неосторожном взгляде собеседника, не срывалась с крутых поворотов настроения.