Осаму Дадзай - Избранные произведения

— Ну вот, теперь мне все более или менее понятно. Наверное, ты права. Очевидно, здешний этикет предписывает члену высочайшего семейства, встретив гостя, тут же забыть о нем, при этом словно невзначай расставив повсюду лучшие вина и изысканнейшие яства. Музыка и танцы тоже словно и не на гостя рассчитаны. Принцесса играет на лютне просто так, ради собственного удовольствия, никого при этом не имея в виду. Рыбы пляшут, когда им вздумается, а вовсе не для того, чтобы продемонстрировать свое умение публике. Похвалы же зрителей им тем более ни к чему… И гостю вовсе не обязательно изображать на лице почтительное внимание или благоговейный восторг… Более того, он может просто заснуть или вести себя так, словно все, происходящее вокруг, его не касается — этого никто и не заметит… Хозяин-то уже забыл о его существовании. При этом гостю разрешается вести себя совершенно свободно. Хочешь есть — ешь, не хочешь — не ешь… Можешь, захмелев, задремать и в полусне слушать музыку — никто не сочтет это неприличным. Да, наверное, так и нужно принимать гостей. У нас на земле так не умеют— назойливо потчуют самыми заурядными кушаньями, осыпают неуклюжими комплиментами, громко смеются, когда совсем не смешно… Да, вот что значит истинно царское гостеприимство! Сюда от этих жалких болванов, которые считают своим долгом жеманно изумляться, слушая совершенно неинтересные им вещи, убивать часы за пустейшей светской болтовней, в которой все ложь, все — от первою до последнею слова. При этом они воображают, будто именно так и положено принимать гостей в высшем обществе. Их волнует одно — как бы не ударить в грязь лицом, вот они и затрачивают массу бесполезных усилий, дабы продемонстрировать гостям свою крайнюю предупредительность, но искренности в них — ни на грош. Обмениваются дежурными фразами типа: «ну, еще кусочек, пожалуйста, отведайте еще этого вина», «да, пожалуйста», «нет, спасибо»…

— Я совершенно, совершенно с вами согласна, — обрадовалась Черепаха, — только не надо так нервничав, а то вас может хватить удар, а эго нам сейчас совсем ни к чему. Присаживайтесь лучше на этот утес из водорослей и отведайте вишневого вина. Имейте в виду, что запах цветов может с непривычки показаться вам слишком сильным, поэтому положите на язык вместе с лепестками несколько вишен. Тогда, медленно тая, они превратятся в чудесное прохладное вино. В зависимости от количества того и другого вкус меняется, ваша задача — добиться наиболее приятного для вас сочетания.

Урасиме тут же захотелось выпить чего-нибудь покрепче. Он взял три лепестка и две вишни, положил их на язык и сразу же ощутил во рту вкус первоклассного вина, каждый глоток которого наполнял его душу восторгом. Вино приятно щекотало горло, и по всему телу разливалась истома.

— Ах, как прекрасно, лучшего снадобья от меланхолии и желать нечего.

— От меланхолии? переспросила Черепаха. А что, у вас есть причины для меланхолии?

— Да нет, в общем-то нет. Не в том дело… Ха-ха-ха, он бессмысленно рассмеялся, чтобы отвлечь ее внимание, потом, вздохнув, стал смотреть в сторону удаляющейся Принцессы.

Принцесса молча шла одна-одинешенька. Тусклые зеленоватые лучи освещали ее фигуру, пронизывали насквозь, линии ее тела были благоуханно-зыбкими, словно изгибы морских трав.

Куда она идет? невольно вырвалось у Урасимы.

В свои покои, скорее всею, невозмутимо ответила Черепаха, так, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.

— Ты вот все говоришь покои, покои, а где они, эти покои? Ничего же не видно.

Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралось тускло светящееся пространство, похожее на обширную плоскую равнину, и нигде не было никаких признаков дворцового убранства.

— А разве вы ничего не видите там, впереди, куда направляется Принцесса? — сказала Черепаха, и Урасима стал напряженно вглядываться в ту сторону.

— Да, теперь, когда ты сказала, мне действительно кажется, что там что-то есть.

На расстоянии примерно одною ри от того места, где они стояли, виднелось что-то похожее на белоснежный подводный цветок. Окруженный призрачно светящейся мглой, он словно плавал над бездной.

— Но это что-то совсем маленькое. Неужели она там и живет?

— Принцесса живет одна, зачем же ей большие покои?

— Да, но все-таки… странно… — Урасима смешал и проглотил новую порцию вишневого вина. — А что, она всегда так молчалива?

— Разумеется. Ведь язык обязан своим возникновением тягостным заботам человеческой жизни. Подобно тому как гнилая земля родит ядовитые пурпурные грибы, жизненные заботы порождают слова. Есть, конечно, и слова радости, но они утратили ныне свой исконный смысл. И в радости не может человек отрешиться от тягот повседневного существования. Слова — лишь жалкие уловки, при помощи которых он старается приспособиться к жизни. Они искусственны. А в мире, лишенном докучных забот, нет нужды цепляться за слова. Я ни разу не слышала, чтобы из уст Принцессы вырвалось хоть одно слово. Вы скажете, что и на земле бывают молчаливые люди, душу которых, как говорится, посещают и осень, и весна, но замкнутые уста ничего не выпускают наружу? Принцесса не похожа на них. Она не из тех, кто копит в сердце обиды, таит в душе неприязнь и злобу. Ей вообще не свойственно предаваться размышлениям. Живет как придется, смеется, играет на лютне, прогуливается по этой равнине, пьет сок из лепестков вишни… Словом, живет совершенно бездумной жизнью.