Во время нынешних каникул Косугэ отправился покататься на лыжах в курортное местечко в горах, известное своими горячими источниками. Это было в трех ри от его дома, поэтому заночевать пришлось в гостинице. Поздно ночью по дороге в туалет он столкнулся в коридоре с молодой женщиной, как и он, остановившейся в этой гостинице. Вот, собственно, и все. Но для Косугэ это целое событие! Он должен во что бы то ни стало произвести неизгладимое впечатление на эту проходящую мимо него женщину. Разумеется, у него нет никаких далеких намерений, но в тот миг, когда они сходятся в коридоре, он изо всех сил выставляет себя напоказ. Он вполне серьезно еще ждет чего-то от жизни. За короткий миг он успевает обдумать всевозможные подходы к этой случайно встреченной женщине и впасть в отчаяние. Подобные душещипательные мгновения дают им пищу для переживаний на целый день вперед. Вот почему они никогда не теряют бдительности. И даже пребывая в полном одиночестве, тщательно следят за своей внешностью. Даже отправляясь ночью в туалет, Косугэ облачился в свое модное синее пальто. Встреча с женщиной доставила ему истинное счастье. Он был счастлив потому, что догадался надеть пальто. Вздохнув с облегчением, он глянул в зеркало, висевшее в коридоре, и понял, что потерпел поражение. Из-под пальто торчали голые ноги в грязных подштанниках.
— Ужас! — рассказывал он, посмеиваясь. — Из-под завернутых подштанников торчат волосатые ноги! Заспанное лицо опухло…
Ёдзо, честно говоря, не находил тут ничего смешного. Кроме того, он подозревал, что Косугэ все это придумал. Тем не менее он звучно расхохотался. Ведь его друг, не в пример вчерашнему дню, изо всех сил старался быть раскованным, и в благодарность за его усилия Ёдзо заставлял себя хохотать как можно громче. Увидев, что Ёдзо смеется, засмеялись Хида и Мано.
Хида успокоился. Теперь с ним можно говорить о чем угодно, думал он. Или еще рано?
Косугэ, увлекшись, позабыл об осторожности.
— С женщиной мы всегда терпим поражение. Вот и Ёдзо испытал это на себе…
Ёдзо, продолжая смеяться, склонил голову.
— Наверно, ты прав, — сказал он.
— Конечно, конечно, ведь ты в конце концов остался жив!
— А ведь и правда, я потерпел неудачу…
У Хиды от радости заколотилось сердце. Смех сокрушил самую неприступную из стен. Ему вдруг захотелось крепко обнять своего младшего друга, ибо причиной столь удачного поворота было нахальство, столь присущее Косугэ.
— Неудача это или что другое, тут еще надо разобраться, — сказал он прерывистым голосом, подняв свои тонкие брови. — Но вот что мне непонятно, так это причина…
«Что-то я не то сказал», — испугался он. Но Косугэ поспешил на помощь.
— А мне так все ясно! — сказал он. — У нас с Хидой давеча вышел грандиозный спор. Я утверждал, что дело тут в идейном тупике, а Хида стал возражать, весьма заносчиво, мол, причина в другом.
— Наверно, ты в чем-то прав, — поспешно подхватил Хида, — но это не главное. Я думаю, наш друг влюбился по уши, вот что! Какой смысл умирать с женщиной, которую не любишь!
Стараясь отвлечь Ёдзо, он произнес слова поспешно, не выбирая, но, несмотря на его опасения, они прозвучали совершенно невинно. «Браво!» — подумал он, расслабляясь.
Ёдзо опустил длинные ресницы.
Спесь. Праздность. Угодливость. Двуличие. Растление. Усталость. Озлобленность. Влечение к убийству. Корыстолюбие. Тщедушие. Ложь. Зараза. Сердце у него бешено колотилось. «Сказать или промолчать?» — раздумывал он.
— Честно говоря, я и сам не знаю, что меня толкнуло, — пробормотал он, стараясь выглядеть как можно более удрученным. — Никакой особой причины вроде бы и не было.
— Ясно, ясно! — закивал Косугэ, не дожидаясь, когда Ёдзо кончит говорить. — Так тоже бывает… Глядите, сестра-то ушла! Догадалась-таки!..
Как я уже говорил, они вступают в спор совсем не для того, чтобы обменяться мыслями, а с тем, чтобы подладиться как можно уютнее под сложившиеся обстоятельства. В их речах нет ни слова правды, но, если вслушаться, можно порой сделать нежданную находку. Иногда в их вычурных словопрениях сквозит на удивление подлинный звук. Именно оплошно брошенные слова чаще всего содержат зерно истины. И сейчас, когда Ёдзо пробормотал, что никакой особой причины не было, не выдал ли он, неожиданно для самого себя, истинную подоплеку происшедшего? Ведь в душе у них хаос и ничем не объяснимая страсть все принимать в штыки. А может быть, вернее было бы сказать — банальное самолюбие. Более того — самолюбие изощренное. Оно отзывается трепетом на легчайшее веяние. Не успеют они уверить себя, что им нанесли оскорбление, как их уже одолевает желание умереть. Так что не зря Ёдзо, спрошенный о том, что его толкнуло на самоубийство, пришел в замешательство. — Да все, что угодно!
Читать дальше