Латифа Aз-Зайят - Открытая дверь

— Все-таки лучше будет, если ты останешься, — словно прочитав ее мысли, повторила Джамиля. — Увидишь, будут потом неприятности.

В это время ворота распахнулись и толпа девочек устремилась на улицу. Лейла хотела повернуть назад, но было уже поздно. Словно прорвав плотину, поток подхватил ее и стал относить от Джамили. Лейла сама не заметила, как очутилась за воротами.

Толпы народа стояли по обеим сторонам: лавочники, лотошники, просто прохожие и, конечно, вездесущие ребятишки. Жители домов высыпали на балконы, выглядывали из окон.

Лейла растерянно оглядывалась. Она никак не могла избавиться от преследовавшего ее страха и смущения. Ей казалось, что все эти запрудившие улицу толпы народа смотрят именно на нее. На ее плотную, немного неуклюжую фигуру.

Взрывы аплодисментов, крики, смех, гневные возгласы — все слилось в один мощный, нарастающий гул… Лес рук, качающаяся стена разгоряченных людских тел, сверкающие глаза, открытые рты, вспотевшие лица, развевающиеся знамена — все это плыло, прыгало, качалось перед глазами, на которые навертывались слезы счастья.

Возбуждение толпы невольно передалось и Лейле. Она шла, не чувствуя под собой ног, шальная от сознания вдруг обретенной долгожданной свободы. Казалось, стоит только ей, как птице, расправить крылья — и она полетит. Будто желая убедиться в этом, Лейла на самом деле раздвинула руки, рванулась вперед и… взлетела. Взлетела и очутилась на руках подруг, которые высоко подняли ее над толпой. Срывающимся от волнения, каким-то чужим голосом она стала выкрикивать лозунги. Лейла вкладывала в них все, что у нее накопилось на душе: пережитые обиды, надежды на будущее. И не только свои мысли и чаяния выражала она, но и мечты всех этих тысяч людей, проплывавших у нее перед глазами.

Но вскоре голос ее потонул в общем шуме многотысячной толпы. Лейла опять очутилась на земле.

Вдруг она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, будто пронизывающий ее насквозь. Девушка словно обмякла, стала опять слабой и беспомощной.

Лейла ускорила шаг, но и в гуще толпы не переставала ощущать на себе этот гипнотизирующий взгляд. Она оглянулась и вздрогнула, ноги подкосились сами собой, по телу прошел озноб. На площади Лазугли на тротуаре возле кафе стояли отец и мать. И хотя было далеко, Лейла видела мрачное лицо отца и испуганные глаза матери.

Возбужденная толпа уносила Лейлу все дальше и дальше. На нее напирали, сжимали, толкали, несли вперед, но главное — они защищали ее от гневного взгляда отца, от которого, казалось, некуда было укрыться. Лейла растворилась в толпе. Она снова чувствовала себя ее частицей. И опять самозабвенно выкрикивала чужим срывающимся голосом страстные слова.

Лейле открыл отец. Молча, с мрачным видом он впустил дочь и так же молча, не сказав ни слова, затворил за нею дверь. Ему, очевидно, стоило немалых усилий сдерживать себя в течение этих бесконечно долгих секунд. Но едва захлопнулась дверь, как он, держа в руках домашнюю туфлю, которую до этого прятал за спиной, с угрожающим видом двинулся на девушку. Мать стала между ними. Но Сулейман-эфенди даже не взглянул на нее. Больше Сания-ханым не решалась сделать ни шага, так и застыла у стены с трясущимися бледными губами. Отец размахнулся и дал Лейле пощечину. Ноги у девушки подкосились, и она рухнула на холодный кафельный пол. Однако это не остановило отца. Он с остервенением бил ее туфлей по голове, по спине, по ногам. Слышны были только глухие удары, как будто выбивали из ковра пыль. В паузах между ударами до слуха Лейлы словно из другого мира доносились еще какие-то звуки: чей-то смех на лестничной клетке, плач ребенка за стеной, тихие стоны матери и хриплый голос отца: «Замолчи! Замолчи!» И опять глухие удары туфли. Боли Лейла не чувствовала. Она только все слышала. Удар… Еще удар… Потом какой-то стук — это выпали из сумки книги… Затем тяжелые удаляющиеся шаги отца… Скрип двери… Опять шаги. Теперь они приближались… Наверное, мать… Лейла попыталась встать. Она уперлась руками в пол, но подняться не смогла. Так, на четвереньках, она уползла в свою комнату. Плотно закрыла за собой дверь и повернула ключ. Шатаясь, добрела до кресла. Дышать было нечем. Она посидела, потом стала ходить по комнате. «Что же теперь делать? Куда податься? Жить здесь я больше не могу», — непрестанно думала девушка.

Как затравленная, металась она по комнате: от кровати к шкафу, от шкафа к креслу, от кресла к кровати.

В дверь тихо постучали.