Майкл Смит: Открытые двери

Майкл Маршалл Смит родился в Англии, его детство прошло в США, Южной Африке и Австралии, после чего он снова вернулся в Великобританию. Сейчас писатель живет на севере Лондона с женой Паулой и двумя кошками.

Его рассказы публикуются в антологиях и журналах по всему миру, они составили два сборника: «What You Make It» и «More Tomorrow and Other Stories». За свои рассказы Смит три раза получал Британскую премию фэнтези, а его первое большое произведение, «Only Forward», удостоилось премий Филипа К. Дика и Августа Дерлета. Права на экранизацию его второго романа, «Spares», уже приобретены кинокомпанией «Paramount Pictures», а четвертый роман Смита, «The Straw Men», объявлен бестселлером лондонской «Sunday Times». Совсем недавно вышла в свет очередная книга Смита — «The Upright Man». В настоящее время писатель работает над новым произведением.

Леденящий душу рассказ «Открытые двери» в первый раз увидел свет в сборнике Смита «More Tomorrow and Other Stories».

Признаюсь, я никогда не умел строить планы. Всегда все решаю прямо на месте. Никаких предварительных раздумий, если только вы не ведете счет годам размышлений и поисков — а делать этого вовсе не следует, потому что я-то уж точно не собираюсь. Вся эта ерунда не имеет ничего общего с особенностями, механикой каждой отдельной ситуации, так что толку от нее никакого. Я просто брал и делал. Всегда. В этом весь я. Всегда просто беру и делаю.

Вот как это произошло. Суббота. Жены не будет до вечера — отправилась на обед в честь какой-то своей подруги, которая через пару недель собралась замуж. Черт, вот еще кое-что, с чем ей придется… впрочем, не важно. Рано или поздно ей все это надоест. Короче говоря, в полдень за ней заехали на такси и она укатила в машине, битком набитой женщинами и воздушными шарами, а я остался дома один. У меня было чем заняться, так что ничего страшного. Вот только я никак не мог заставить себя взяться за работу. Не знаю, случалось ли с вами такое: просто не можешь ничего делать. И дело-то есть — я должен был починить старый сломанный телевизор с холодильник величиной, он давно уже просился на свалку, но раз уж клиенты так хотят, деньги-то их, — но на нем никак не сосредоточиться. Ладно, невелика беда, ремонт этот вроде бы не срочный, а сегодня суббота. Я свободный человек. Могу делать что хочу.

Но тут я обнаружил, что не могу делать и ничего другого. Впереди у меня был целый день, а возможно, еще и вечер. Моя жена и ее друзья-приятели не часто собирались вместе, но уж если собирались, то пили напропалую. Может, в этом и была загвоздка: столько времени — и полностью в моем распоряжении. Не часто случается. Успеваешь отвыкнуть. Не знаю. Просто не мог ни на чем сосредоточиться. Я пробовал работать, пробовал читать, пробовал выходить в интернет или просто слонялся из угла и угол. Но никак не мог почувствовать, что занимаюсь делом. За что бы я ни брался, все это совершенно не было похоже на деятельность. Не давало того ощущения, которого я хотел.

Я решил, что мне это не по нраву: что-то идет не так, как нужно.

В конце концов я так издергался, что схватил какую-то книгу и ушел прочь из дому. Неподалеку от станции подземки открыли новый паб, и я решил пойти туда, попытаться немного почитать. Я остановился возле газетного киоска на углу напротив паба и купил себе десятиштучную пачку сигарет. Я бросаю курить. Я занимаюсь этим уже некоторое время и более или менее стараюсь придерживаться правила: чуть-чуть здесь, капельку там и никогда дома. Но бывает, что тебе просто необходима чертова сигарета. Иногда бросание обходится тебе дороже, чем сами сигареты. Не можешь сосредоточиться. Просто чувствуешь себя не в своей тарелке. Мир будто бы ускользает от тебя, словно ты уже не его часть да и не больно-то ему нужен. Раздражает, что те, кто знает, что ты больше не куришь, теперь считают это причиной всего, что бы с тобой ни стряслось, будь это плохое настроение или какие угодно неприятности. Я был совершенно уверен, что мое беспокойство вызвано не потребностью в никотине, но мне показалось, что, раз уж я вышел из дому, я мог позволить себе выкурить парочку.

Когда я вошел в паб — мы звали его «Волосатый паб», потому что он всегда был по самую крышу увит плющом, полностью скрывающим здание, — народу там было не слишком много, и я без труда занял одно из новых больших кожаных кресел у окна, прямо возле чертовски здоровущего куста папоротника. Этот паб прежде не был таким, как сейчас.