— Вы только взгляните, как он нарисовал грибы в ельнике! — восторженно восклицала мать Квидо, невольно предвосхищая картину многих его позднейших бесед с редакторами издательств.
Но одним талантом маленький Квидо обладал бесспорно, а именно читательским. При том что никто из родни не прилагал к этому ни малейших усилий (ибо каждый считал это делом преждевременным), в свои четыре года мальчик знал весь алфавит. Со всей очевидностью это обнаружилось в начале сентября тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, на одной из первых репетиций пьесы Когоута «Август Август август». [10] Павел Когоут (р. 1928) — известный чешский драматург, прозаик, сценарист. За свои политические убеждения и участие в «Хартии 77» был изгнан из страны в конце 70-х годов.
Правда, уже до этого Квидо дважды блеснул дома, прочитав несколько коротеньких заголовков из «Пламена» и «Литерарних новин», но оба его подвига потонули в суматохе, вызванной экзаменами матери Квидо на соискание докторской степени. В то памятное утро ее внимание сосредоточивалось не столько на двух-трех коротеньких репликах роли, сколько на штудируемом ею за кулисами объемистом курсе лекций по экономическому праву. Тем временем ее сын лазал по красным бархатным креслам, оглаживал позолоченную лепку ложи — поскольку не раз прерываемая репетиция тянулась уже добрых два часа — порядком скучал. В конце концов костюмерша, пани Бажантова, сжалилась над ним и принесла ему большую стопку театральных программок. Квидо шепотом вежливо поблагодарил ее и продвинулся ближе к сцене, чтобы лучше видеть буквы. Как раз в тот момент, когда он с полной охапкой цветных программок усаживался в кресло, режиссер Дудек обернулся и слегка улыбнулся ему. Квидо расценил эту улыбку как поощрительный жест.
— «Странная история, или Как не выдать дочь замуж», — полушепотом прочел он строчку из зеленой программки, лежавшей сверху.
— Тссс, — одернул его режиссер.
Павел Когоут, сидевший на репетиции по левую сторону от Квидо, подозрительно посмотрел на него.
— Послушай, Павел, — прошептал Квидо и со знанием дела лизнул указательный палец, дабы легче было листать страницы. — «О мать людей, мать сущего, о мать букашек, дай силу им вернуться в мир сей страшный», — бегло прочел он.
— Боже правый! — воскликнул Павел Когоут. — Неужто этот малец умеет читать?
Репетиция на миг была прервана. Актеры Властимил Бродский и Владимир Шмераль с любопытством смотрели на тучного мальчика.
— Простите, пожалуйста, — извинилась, пылая румянцем, мать Квидо и поспешила увести сына. — Павел, прости.
— Постой, — сказал Когоут, — пусть дочитает.
Он пальцем ткнул в соответствующую строку в тексте.
— «…они хрупки и нужно их все более в том мире, где лишь чудищам приволье», — дочитал Квидо.
— Браво! — одобрительно закричал Владимир Шмераль. Многие актеры зааплодировали. Сомнений не было: Квидо умел читать.
4) Комната родителей Квидо. Вечер. Квидо спит.
Отец (откладывая «Правила дорожного движения»). Главное, чтоб в январе не было гололедицы. Для меня это верная смерть.
Мать (гладит). Хоть убей, не могу понять, как ты умудрился намотать три часа вождения, не отъезжая от бензоколонки.
Отец.Меня дико раздражал инструктор. Он пристрастен ко мне. Еще во дворе автошколы орал, что экзамена у меня не примет, — не иначе как из-за этой сумки с мясом, которую надо было кинуть в багажник…
Мать (замирает). А ты куда ее кинул?
Отец.Под капот. Я дико волновался.
Мать (смеясь). Когда же это обнаружилось?
Отец.На Чернокостелецкой. Мент, что сидел позади, знай твердил, что пахнет подгоревшим шашлыком.
Мать.Ты этого мне не рассказывал.
Отец.Забыл. Понимаешь, я просто представить себе не могу, что когда я проезжаю мимо встречной машины, то от верной смерти отделяет меня одно-единственное едва заметное движение руки. В этом вся проблема. Несколько сантиметров — и капут. Отделение интенсивной терапии в лучшем случае. Представь себе: там нет дня посещений.
Мать.Нельзя так к этому относиться. Ты должен больше верить в себя.
Отец.Я верю только в одностороннее движение. Обожаю одностороннее движение. Мой стиль езды там совершенно меняется.
Мать.Как у бензоколонки. Или как тогда на шоссе.
Отец.Шоссе — это совсем другое дело. Никогда в жизни больше на него не въеду. Я не космонавт.
Читать дальше