Захар Прилепин - Восьмерка

Позвонили в итоге мне, пока я возился с носками и, поднимая перед собой, разглядывал их на свет, как фальшивые деньги.

— Аглая у тебя? — спросил мужской голос.

— Чего? — не понял я.

— Аглая у тебя?

— А ты кто? — спросил я, хотя сам уже, кажется, понял.

— Она звонила тебе сегодня утром, пес, — не отреагировали на мой вопрос с другой стороны провода.

— Сам ты пес, — сказал я. — Иди в зеркало на себя посмотри.

— Помолись, — дали мне совет на прощание.

Не знаю, как он, а я как раз прошел к зеркалу и посмотрел на себя: нервничаю я или нет. На меня смотрело лицо с глазами, ничего не отражалось в моем отражении.

Набрал Шороха — там никто не брал, но у них в семье вечно какая-то ерунда с телефоном. Набрал Лыкова — тоже никого. А у Греха и телефона не было.

Но не дома ж сидеть.

Против обыкновенья не помыв посуду, а так и сбросив сковороду, ложку и кружку с недопитым чаем в раковину, я поспешил на улицу, искать своих пацанчиков.

Повисел пятнадцать минут на поручне в троллейбусе, полюбовался облезлыми домами, и вот уже остановка, где живет Шорох.

Я всегда тут выхожу, хотя с тем же успехом мог бы доехать, скажем, до Лыкова.

Но лыковский дом двумя остановками дальше.

А Шорох живет рядом с Гланькой. Может, я выйду из троллейбуса, и она гуляет себе, подумал я.

Ни разу ее не встречал в городе, а все надеюсь иногда.

К дому ее, впрочем, я все равно не подхожу — очень гордый. Вдруг она увидит меня в окно, подумает: о, гляньте на него, ходит кругами, облизывается…

Нет, я такого не могу себе позволить.

— Э! Э! Э! — позвал меня настырный мужской голос.

Меня выцепили у дороги трое в джинсах и легких куртках.

Тот, кто подошел первым, не имел переднего зуба.

— Слышь, служивый, Буц хочет с тобой поговорить, — сказал он.

Мне показалось, что мое сердце на две секунды встало.

Потом сам собою у меня открылся рот, и я совсем не своим, очень спокойным голосом произнес:

— А я-то не хочу.

Не зарежут же они меня посреди бела дня.

Один из трех меня прихватил за руку, но я сразу вырвал рукав, цыкнув:

— Ну-ка, ты, бля!..

Я сделал шаг к дороге с одной мыслью: надо срочно тормознуть тачку и свалить — ну, не бегать же мне от них бегом по улице.

В пяти метрах от меня стояла тонированная иномарка — но заглушенная, с выключенными габаритами… едва я сделал случайный шаг мимо нее, салон ожил, фары вспыхнули, заднее правое стекло опустилось и появилось лицо Буца.

— Че ты как маленький? — спросил он, улыбаясь. — Сядь в машину-то на минутку… Сядь, сядь. Хотели бы тебя пришить — пришили бы уже.

Он открыл дверь и подвинулся в глубь салона.

«Сядешь в салон — будешь дурак, — подумал я. — Не сядешь — подумают, что трус, посмеются».

Естественно, сел.

— Отъедь, — сказал Буц водителю. — Чего мы на дороге…

Рядом с водителем сидел еще один, лица его я, естественно, не видел, только затылок, плечо, небритую шею.

«Ну, все», — подумал я, вдохнув и выдохнув через нос.

…хотя дверь была рядом — можно выпрыгнуть. Выпрыгнуть? Или покататься еще?

Я покрутил головой, за нами пристроилась вишневая «девятка», куда уселись эти трое, тормознувшие меня. Эта «девятка» — она ж стояла возле моего дома, когда я выходил! Я там все машины знаю, поэтому обратил внимание…

Иномарка проехала сто метров и встала возле Гланькиного дома.

— Был тут? — спросил Буц.

— Где, в «Универсаме»? — спросил я, улыбаясь.

Гланькин дом соседствовал с магазином.

Улыбка у меня получилась совсем натуральная.

Буц облизнул губы и замолчал, скучно и устало глядя куда-то в окно.

Я тоже с удовольствием помолчал. Когда говорил — все опасался как бы зубы не лязгнули или голос не сорвался.

— Не у тебя Аглая? — спросил он еще раз.

Я цыкнул воздухом между передних зубов и скривил еще одну усмешку в ответ. Сказать «не у меня» — похоже на оправдание. Сказать «у меня» — зачем? чего нарываться-то?

— Я так и знал, что не у тебя, — подумал вслух Буц. — Хули ей с мусорком делать… Если только в совок собрать, — здесь Буц захихикал, довольный своей шуткой, и на бритом затылке водителя обнаружилась довольная жировая морщина: улыбался он, запрокидывая башку, всем небритым своим лицом — но получалось, что и затылком тоже.

— Тебе чего надо-то? — спросил я Буца. — Покатать меня решил?

— Чего ты, девочка, тебя катать? — спросил он.

«Два — ноль в его пользу», — подумал я и тут же, как будто это он у меня в машине, а не я у него, на два тона выше, раздельно произнеся каждое слово, поинтересовался: