Мишель Турнье - Метеоры

Мои трости-шпаги — это мои дочери, мой собственный девственный легион, потому что ни одна из них еще никогда не убивала, по крайней мере, на службе у меня. Я не хранил бы их у себя, если бы не был убежден, что случай представится, что наступит необходимость свершить акт любви и смерти, объединяющий одну шпагу и двух мужчин. А потому я неизменно верен ритуалу длительного выбора спутницы перед выходом на ночную охоту. Мою любимицу зовут Флеретта — как меня во времена Фавора, — и ее клинок из синей дамасской стали с тройной канавкой — тонок, как жало. Я веду ее под руку, как невесту, только в те дни, что омрачены каким-нибудь предчувствием. Когда настанет ночь испытаний, она будет моей единственной союзницей, единственной подругой, и я погибну не раньше, чем она усеет мостовую телами моих врагов.

За те двадцать лет, что сестра Беатриса руководила монастырем Святой Бригитты, она перестала разделять религиозное поприще со служением слабоумным. Втайне ее всегда удивляла и даже коробила мысль о том, что можно подходить к детям иначе, чем в духе Евангелия. Как можно уважать и любить их должным образом, не зная о том, что именно нищим духом открыл Господь те истины, которые он сокрыл от хитрых и даже мудрых? В сравнении с Божьим разумом, так ли уж значительна разница между нашим скудным разумом и интеллектом микроцефала? Беатриса полагала, что всякий прогресс в состоянии умственно отсталых безусловно проходит прямо или косвенно через приобретения религиозного порядка. Наибольшим недугом ее подопечных было одиночество, неспособность завязать с другим человеком — пусть даже таким же увечным, как они сами, — отношения, приводящие к взаимному обогащению. Она придумала игры, хороводы, сценки, заставлявшие каждого ребенка включаться в группу, выстраивать свое поведение относительно поведения соседей, — предприятие трудоемкое, требующее бесконечного терпения, потому что единственным принимаемым ими человеческим общением было общение с ней, сестрой Беатрисой, — так что ее присутствие постоянно разрывало ту цепь, которую она изо всех сил старалась установить между детьми.

И тем не менее успех был возможен и даже весьма вероятен в силу Божьего промысла. Господь, знавший каждого из этих детей и расположенный к ним вследствие их скудоумия, окружал их светом духа. И сестра Беатриса мечтала о Пятидесятнице блаженных, что спустилась бы огненными языками к ним на головы, разгоняя сумерки сознания и снимая паралич с языков. Она не говорила об этом, зная, что ее идеи и так вызывали беспокойство в высших сферах и что ее и так чуть не отстранили, — в частности, за упрощенный вариант молитвы «Отче наш», который она сочинила специально для своих питомцев:

Дело дошло до архиепископа. В конце концов он одобрил этот текст, сохранивший — по его мнению — основное содержание. Но было и другое. Сестра Беатриса убедила себя в том, что ее блаженные ближе Богу и ангелам, чем прочие люди, — начиная с нее самое — не только потому, что они не ведают двуличности и соблазнов мирской жизни, но также и потому, что греху, так сказать, не за что зацепиться в их душе. Она была словно околдована этими существами, которым дана — одновременно с наложенным на них жесточайшим проклятием — как бы первородная святость, изначально превышающая величиной и чистотой ту благость, к которой могли бы привести ее самое годы молитвы и подвижничества. Ее вера крепла от ауры их присутствия, и она уже не смогла бы обойтись без их ходатайства без опасных последствий, таким образом, она тоже была пленницей детей, но более неисцелимо, чем ее товарки, потому что они стали основой и живым источником ее духовного мира.

Заведение Святой Бригитты, объединявшее около шестидесяти детей и около двадцати человек персонала, теоретически делилось на четыре отделения, доступ к которым сужался подобно концентрическим кругам. Три первых отделения приблизительно соответствовали классическим категориям, определяемым в соответствии с коэффициентом умственного развития Бине-Симона: умственно отсталые, дебилы средней тяжести и глубокие дебилы. Но у сестры Беатрисы хватало опыта общения с отсталыми детьми, чтобы признавать за этими научными разделениями лишь относительное значение. Тесты измеряют только стереотипную форму рассудка, отвлекаясь от всех прочих форм духовной жизни, априорно предполагая, что ребенок абсолютно беспристрастен и доброжелателен. И потому группы в Святой Бригитте скорее соответствовали довольно зыбким эмпирическим признакам, где критерием была способность детей ладить друг с другом.