Я иду за ним. Мы обходим бараки, где продают жареную картошку и содовую. Он направляется в дюны и исчезает в зарослях мимозы, отделяющих их от пляжа. Я теряю его из виду. Есть несколько возможных путей. Если подняться на дюну, видишь только впадину за ней и вокруг другие дюны. Он не мог уйти далеко, ему тоже надо взобраться на дюну. Я увижу его. Я ищу, ищу. И нахожу.
Парий и пария. Вот они оба, абсолютно неразличимые, обнявшиеся, лежат, утонув в песке. Я стою у края впадинки, как в роанской деревне, наблюдая жертву и жертву жертвы, как в Мирамасе, когда я нашел тело Дани, на котором пировал выводок крыс. Они лежат, свернувшись, в позе зародыша, составляя правильный круг, совершенное яйцо, в нем не различишь, где чьи руки-ноги или волосы. На этот раз вездесущность испарилась. Она скинула маску и стала двойственностью. Призыв к жизни, ожидаемый мною, наполнявший радостью все мое тело, отменился. Близнецовость, наоборот, отталкивает меня потому, что она есть полнота, полная насыщенность, клетка, замкнутая для постороннего мира. Я вне ее, хоть и у самых дверей. Но я не нужен этим детям. Им никто не нужен.
Я возвращаюсь в Касабланку. Мне нужно прояснить одно подозрение. В отеле «Мараба» мне подтвердили, что у них остановился господин Эдуард Сюрен с двумя сыновьями, Жаном и Полем. Близнецы — мои племянники. Брата мне видеть совсем не хочется. Что я ему скажу? Если судьба даст мне отсрочку, мы еще успеем обо всем поговорить.
Я закончил свой туалет. Мой вышитый жилет украшен пятью медальонами, европейскими и одним местным — с черного холма Айн-Джаб. Что советовал неизвестный в доках? Ни украшений, ни оружия, немного денег? Я не возьму ни су. «Флеретта» послужит мне тростью, а в ушах пусть горят филиппинские жемчужины.
Я готов, малыш Мурильо. Я угощу тебя гроздью муската, как в прошлый раз, и мы вместе углубимся в портовую ночь.
* * *
Поль
Назавтра мы узнали из газет, что в паутине портовых лабиринтов нашли три окровавленных трупа. Два араба, убитых ударом шпаги прямо в сердце и европеец, с семнадцатью ранами на теле, из которых по крайней мере четыре были смертельными. Европеец, у которого не нашли денег, защищался от арабов тросточкой-шпагой, она лежала рядом с ним.
Эдуард сначала не сказал нам ничего. Позже мы сами узнали, что речь шла о его брате Александре, нашем скандальном дяде. Его присутствие в Касабланке объяснялась необходимостью проверки деятельности мусорного депо на черном холме Айн-Джаб. Все-таки всех нас собрал в Касабланке призрак дяди Постава.
………………………
Драма поколений. Я в отчаянье, оттого что Эдуард — мой отец и нас разделяет пропасть длиной в тридцать лет. Он посредственный отец, но каким великолепным другом мог бы стать! Конечно, другом слегка руководимым и направляемым мной к исполнению судьбы более удачливой, более удавшейся. Я бы привнес в его жизнь трезвость и волю, которых ему не хватало, некое подобие замысла, без чего не может быть устойчивого счастья. Он всю жизнь плыл по течению, несмотря на свою доброту и одаренность во многих отношениях. Но это природное богатство дано было даром, он не был его архитектором. До конца жизни он верил в свою фортуну, но фортуна отвергает своих должников, не сумевших воспользоваться дарованными ею авансами.
Эдуард бы меня понял, слушался бы, повиновался. Отец-близнец, вот кого мне не достает. Не то что этот Жан…
Тот же разрыв между поколениями лишил меня возможности настоящей встречи с Александром. Я был слишком юн — слишком свеж и соблазнителен, — когда злой случай поставил меня на его пути. Против своей воли, помимо моих намерений я проник в его сердце и убил его.
А мне бы так много надо было ему сказать и так много узнать от него.
Общность близнецов помещает нас в овальную позу, валетом — так как мы лежали, будучи зародышами в чреве матери. Эта поза говорит о нашей решимости не быть втянутым в диалектику времени и жизни. Напротив, любовь непарных ставит партнеров в позицию — в какой бы позе она ни осуществлялась — асимметричную и неустойчивую, подобно человеку, занесшему ногу для шага, для первого шага…
На полпути меж двух этих полюсов — чета гомосексуалов, старающихся создать близнецовую клетку, но с элементами непарности, то есть она — противоречива. Так как гомосексуал — непарный по рождению, чего отрицать он не может, то его тянет к диалектике. Но он от нее отрекается. Он отказывается от воспроизведения себе подобных, от размножения, от времени и его пошлости. Он страстно ищет брата-близнеца, с которым мог бы замкнуться в единое бесконечное целое. Он пытается присвоить то, чего у него нет и быть не может. Гомосексуал — это все равно что буржуа-аристократ. Предназначенный к полезной работе и семье самим своим плебейским рождением, он притязает на игровой и незаинтересованный образ жизни благородного человека.
Читать дальше