Джим Додж - Какша

Для Джейка дело выглядело намного сложнее, чем все эти мнения вместе взятые — сложнее настолько, что он и сам не пытался понять. Он просто слушался своего нутра. Когда старик узнал от адвоката Габриэль о наследстве, у него загорелись глаза; взглянув же в первый раз на своего внука, он почувствовал, как загорается кровь. Он уже видел, как на вечерней зорьке они ловят вдвоем рыбу, забрасывая удочки в глубокий омут у водопада Тоттельмана, и мальчик радостно кричит, когда футовая радужная форель заглатывает трепыхающегося червяка. Он видел дни рождения, бейсбольные перчатки и поездки время от времени в город — посмотреть на бестолковую игру «Великанов». Будет кого научить картам, будет с кем выпить, рассказать тысячу историй из жизни, научить секрету бессмертия. Если даже он и видел четыреста тридцать тысяч долларов на своем счету плюс семьдесят тысяч сверху за жилье и пищу, это не играло такой уж важной роли.

Мисс Эмма Гаддерли, социальный работник округа, сообщила Джейку, что не считает себя вправе рекомендовать его в попечители маленькому Джонни, после чего, словно проснувшись от его ошеломленных воплей, спокойно отмерила причины: Джейку почти восемьдесят лет, и, естественно, он не может рассчитывать прожить особенно долго; общеизвестно, что он пьет и пристрастен к играм; в доме нет женщин; его земля продается за налоговые нарушения; и, положа руку на сердце, в свете весьма солидного наследства его мотивы сомнительны. Джейк цвыркнул и, разделяя контраргументы взмахами зажатого в левой руке кухонного ножа, сообщил мисс Гаддерли, что: для бессмертного семьдесят девять лет — сущее говно; игры и пьянство делают из мальчиков мужчин; в доме есть женщина — молоденькая сучка породы кунхаунд по имени Пряталка; он твердо намерен переоформить ранчо на внука как залог для той ссуды, которую собрался принять; его мотивы — не ее собачье дело; он готов прошибить любую стену, которую она перед ним поставит, и твердо обещает, что предпоследним его шагом будет обращение в Верховный Суд, а последним — удушение мисс Гаддерли голыми руками. Не без помощи кухонного ножа Джейк вытолкал ее за дверь, но не столкнул с выбранного пути.

На следующее утро, вспоминая визит мисс Гаддерли и по-прежнему рассыпая проклятия, он забрал со счета последние шестьсот тридцать два доллара, упаковал в сумку смену белья, девять бутылей Шепота Старой Смерти и отправился по дорогам играть в карты. Завсегдатаи игорных залов северного побережья до сих пор говорят о вояже Джейка в том же тоне, что и о пожаре 41-го года: его старость и напор нагоняли страх, но чистая, явная, божественная, незамутненная, охуительная удача вычищала столы до блеска. За три месяца он выиграл почти девяносто тысяч долларов и всякий раз, покидая город, отправлял чек в адвокатскую контору Сан-Франциско «Гатт, Катт и Фриз»; эти блестящие безжалостные крючкотворы специализировалась на делах об опеке и реагировали на каждый чек, как пираньи на кровь — бешенством повесток, ходатайств и прошений. В конце концов, после извилистых маневров, подмасленных плотными конвертами с аккуратно сложенной наличкой, дело попало к судье Уильберу Татуму, восьмидесятилетнему деду семнадцати внуков, обладателю лица, испещренного дорожной картой из полопавшихся от пьянства сосудов, и десятитысячедолларового кредита в Лас-Вегасе, который ему выдали, несмотря на алименты восьми бывшим женам.

Дедушка Джейк, как он теперь требовал себя называть, привез своего юного внука на новеньком открытом внедорожнике. Всю дорогу он что-то рассказывал, показывал места, где они будут рыбачить и охотиться, запруды для купания и короткие тропки, называл имена соседей, что махали руками, когда машина проезжала мимо. Кроха смотрел прямо перед собой и легонько кивал.

Приехав на ранчо (где Лотти Андерсон навела по его просьбе порядок), Джейк посадил Кроху за стол, поставил перед ним галлон молока и фунт печенья «Орео», а сам отправился разгружать машину и обустраивать мальчонке комнату. Вернувшись на кухню, он увидел, что Кроха сидит на полу у дровяного ящика и строит миниатюрный ячеистый забор из щепок секвойи. Джейк вышел во двор и нарубил ему новых. В закатном небе он разглядел, как на юг вслед за солнечным светом летит неровный утиный клин, но, вопреки обыкновению, в душе Джейка ничего не шевельнулось. У него теперь есть за кем смотреть и о ком заботиться. Он чувствовал, что обрел себя. А утки разберутся сами.