Джим Додж - Какша

На следующее утро с первым лучом света Какша и Кроха вышли из дому. Они срезали путь, обойдя ручей Рифкин, и двинулись вдоль южного забора, который Кроха построил еще в шестнадцать лет. Постояли пару минут, дожидаясь, когда разгорится рассвет, затем — Какша впереди, Кроха сзади — зашагали параллельно линии нового забора вдоль края дубовых зарослей к лужице-ключу, в которой так любил валяться Столбняк. Не прошли они и сотни ярдов, как утка, словно породистый кунхаунд, принялась обнюхивать дорожку, время от времени возбужденно крякая. Кроха перехватил поудобнее дробовик 243 калибра и пристроил большой палец на предохранитель. Со своей стороны дорожки он не видел, куда спускалась линия забора, обзор заслоняла кучка невысоких ростков аралии. Какша нырнула прямо в эти заросли и заковыляла напролом, высовывая по-змеиному голову и все так же яростно крякая; Кроха рванул за ней. Выкарабкавшись наконец из аралии, оба застыли, словно вдруг решили устроить минуту молчания: в двадцати футах от них лежал Столбняк — на животе, глядя прямо на Кроху, левая задняя нога запуталась в перекрученной петле заборной проволоки.

Кроха прижал к плечу ружье, он не сводил глаз с борова. У ног, не переставая, крякала Какша — пронзительно, словно в истерике. Кроха наставил мушку ровно в середину между непреклонных свинячьих глаз. Это был Столбняк, совершенно точно, но выглядел он сейчас старым или больным: клыков нет, уши разодраны, черная, как сажа, щетина вдоль спины посерела. Кроха глубоко вдохнул, чтобы отвлечься от бешеного кряканья Какши, потом медленно выпустил воздух и, по-прежнему держа мушку строго между глаз Столбняка, стал нажимать на курок. Какша, бешено хлопавшая крыльями у него под ногами, увидела, как шевелится палец, и со всей силы стукнула Кроху по колену.

— Это же Столбняк! Столбняк! — проревел Кроха, отпихивая ее ногой. Какша яростно крякнула и отлетела куда-то вправо. Не помня себя, Кроха тут же вернул мушку в смертельную позицию между глаз Столбняка. За то время, что он нажимал на курок, Какша успела броситься вперед, прямо на дуло ружья, и сбить Кроху с ног. Он споткнулся, отскочил назад, Какша оказалась перед стволом, и ружье выстрелило. Вспышка и дробь разорвали ее на части.

Крохе не хватало воздуха. Он полз на четвереньках к разлетевшимся останкам. Задыхаясь, он тянулся, чтобы собрать ее руками, собрать ее снова, но руки не слушались. Когда он все же коснулся раскромсанного крыла и пальцы опалило кровью, откуда-то издалека вырвался жуткий надтреснутый крик его собственного тела. Он сел на корточки и заплакал.

Потом перестал. Столбняк не сводил с него глаз; Кроха повернулся, приготовился. Вытянутая вперед свиная голова покоилась на передних лапах. Взгляд был прямым, бездонным и абсолютно безразличным. Глаза медленно заволакивались туманом и пленкой, терялись за хмурой серебристой пеленой — цвет неба перед дождем, цвет изнанки зеркала…

Кроха поднялся на ноги, подошел к свинячьему телу, достал из кармана инструмент и высвободил из забора заднюю ногу Столбняка. Огромная, гигантская туша повалилась на бок. Кроха опустился на колени и осторожно тронул левый глаз, оставив на его пленочной поверхности бледный кровавый отпечаток. Глаз не моргнул. Проведя рукой вниз, Кроха крепко прижал ладонь к кабаньей грудной клетке у самого плеча. Сердце под грубой шкурой не билось, только жесткая щетина колола влажную ладонь. На секунду показалось, будто внутри что-то шевелится, нелепый пульс — или только показалось? Последняя дрожь нервов, видимо, непроизвольные сокращения гладких мускулов, так бывает после смерти. Кроха снова поймал это движение, на этот раз отчетливое, и осторожно стал ощупывать кабанье тело, надеясь выяснить, откуда этот пульс.

Где-то на ладонь выше пениса, чуть пониже ребер, он почувствовал сильное шевеление. Положил обе руки на голый живот и мягко надавил. Под ладонями ясно ощущался пульс, а вовсе не беспорядочное дерганье кишок. Кроха перевернул Столбняка на спину, так что неуклюже задрались вверх успевшие закоченеть ноги, и приложил голову к животу. Четкий пульс резонировал в скуле.

Прижав тело кабана к своей ноге, Кроха достал из кармана нож и отогнул длинное лезвие, сделанное специально, чтобы потрошить туши. Он начал резать у копчика и повел вдоль пениса к грудине, оставляя за ножом кровавое оперение. Он отпустил тело, боров снова перевернулся на бок, внутренности вывалились наружу. В кольцах теплых кишок бился тонкий, лоснящийся пленочный мешочек, оранжевый от крови. Аккуратно, одним лишь кончиком ножа Кроха распорол его.