Самия Шарифф - Паранджа страха

Мы стали встречаться тайком. Выходя из дома и отправляясь на свидание, я каждый раз умирала от страха.

Во-первых, я боялась своей родни, во-вторых, боялась нарваться на засаду террористов, тем более что Хусейн был военным, а всех военных террористы считали безбожниками и предателями. Себя же террористы называли спасителями веры. Схватив военного, они убивали его на месте и нападали на его семью. Я знала, чем рискую, но зов любви был сильнее страха умереть.

Теперь я понимаю, насколько эта любовь ослепила меня. Я наивно полагала, что все будет просто, верила, что когда мои родные, узнав о претенденте на мою руку и сердце, который хочет взять на себя ответственность и за моих дочерей, успокоятся. Как плохо я знала своего отца!

Однажды один из соседей увидел, как Хусейн сажает нас в машину возле нашего дома. Он остановился и внимательно посмотрел на нас, отчего девочки испугались, а я запаниковала. По дороге мы с Хусейном обсудили сложившуюся ситуацию. Он сказал, что нужно все рассказать моему отцу, когда тот вернется из отпуска, и что он сам придет к нему просить моей руки.

— Позвони мне вечером и ничего не бойся. Я с тобой.

Мы будем жить долго и счастливо. Я никому не позволю обижать тебя и твоих дочерей. Поняла?

— Да, Хусейн. Я позвоню тебе вечером. Пожелай мне удачи!

От страха сердце выпрыгивало из груди — я была уверена, что соседи обязательно расскажут об этом моим родителям. Никто не умел хранить секреты. Новости распространялись быстро, люди почему-то радовались несчастью других, словно видели в этом свое собственное превосходство.

Когда мы вернулись с прогулки, мне показалось, что в курсе была вся округа. Наши загорелые лица вызывали подозрение и выдавали нас с головой, поскольку женщине не разрешалось выходить одной из дома; легко было предположить, что на пляже с нами был мужчина. Этого было достаточно, чтобы мне перерезали горло. Я сама уже поверила, что перешла границы дозволенного. Родные никогда не простят мне подобного. Я вообразила самый худший сценарий развития событий, и только дома я почувствовала себя в относительной безопасности. Нора предложила мне самой все рассказать отцу, опередив соседей.

— Я сделаю это, как только они вернутся! По телефону как-то неловко вести подобные разговоры.

В тот вечер я долго разговаривала по телефону с любимым. Старалась объяснить ему причины страха перед своим отцом. Когда я заговорила о религиозных принципах, Хусейн успокоил меня, сказав, что он практикующий мусульманин, а значит, у моего отца нет причин ему отказывать.

— Ты военнослужащий, Хусейн, то есть грешник с точки зрения экстремистски настроенных «правоверных» мусульман. Сотрудничая с правительством, ты попираешь веру. Мой отец — экстремист, и он, уверена, откажет нам.

— У меня дар убеждать людей. Поскольку я хочу тебя перед Богом и людьми, то буду еще убедительнее. Не вижу ничего предосудительного в нашем браке.

— Моя семья считает позорным все, что я делаю. Их гнев не знает границ.

Хусейн успокаивал меня, повторяя, что любит меня и будет заботиться обо мне и моих детях. Что еще было нужно? Меня любили, я больше не была одинока. Я что-то значила для другого мужчины, поэтому чувствовала себя в безопасности. Эта любовь, так или иначе, стала мне наградой за потерянные годы. Если бы это могло длиться вечно!

В полдень к нам пришел мой младший брат и сказал, что отец прервал отпуск и хочет меня видеть как можно быстрее вместе с дочерьми. Что-то произошло. Девочки только что вернулись из школы, поэтому я сказала, что пойду одна.

— Отец уточнил: «ты и твои дочери»!

— Хорошо. Тогда мы придем через полчаса. Возвращайся домой и предупреди отца.

— Нет. Папа сказал, чтобы я без вас троих не возвращался.

— Тогда присаживайся. Пусть дети пообедают, а мне надо кое-что сделать.

Я воспользовалась моментом и предупредила Хусейна по телефону о предстоящей встрече с отцом.

— Не волнуйся, — успокоил он меня. — Позвони мне вечером. Если ты не вернешься, я сам пойду к ним.

Я попросила девочек взять с собой школьные ранцы и надела вуаль. Мы были готовы, но когда мы садились в машину, Мелиссу стошнило: она была впечатлительным ребенком, и даже испуг вызывал у нее приступ тошноты. Я вытерла ей рот, а она схватила меня на шею.

— Мама, я боюсь, — прошептала она мне на ухо. — Я боюсь бабушки с дедушкой. Я чувствую, случится чтото ужасное. Я боюсь за тебя, потому что знаю: они не любят тебя.