Константин Семёнов - Грозненские миражи

— Павлик. Павлик!

Что? Это ещё кто? Да отстаньте вы, не мешайте!

— Паша!!

Нервы ещё пели, но уже потише. Сквозь туман Пашка разглядел невысокого мужчину с чёрной бородой. Мужчина что-то говорил, слова еле пробивались сквозь мелодию. Это кто ещё?

— …не ожидал! Я даже не поверил снача… когда Валя…. Это настоящее, Паша. Настоящее!

Что? О, так это же его учитель. Смотри — не постарел вовсе.

— Здравствуйте, Григорий Александрович! — сказал Павел.

— Здравствуй, здравствуй! — засмеялся учитель. — Ты слышал, что я говорил? Ладно, потом.

Взял Павла за локоть, повернулся к залу и громко произнёс:

— Товарищи! Друзья! Позвольте представить вам автора этих удивительных работ, моего бывшего ученика Павла…

— Павла Тапарова! — мгновенно подхватил Кулёк, интонациями опытного оратора подсказывая публике, что неплохо бы и поаплодировать.

Публика послушно захлопала. Оборвалась мелодия.

Нет, не оборвалась, ещё звучит, но уже не так, добавились какие-то карябающие звуки.

Что это за звуки? Почему он нет-нет, да и поймает взгляд, каким воспитанные люди смотрят на калеку или на того, кто осмелился сделать то, что в воспитанном обществе делать не принято? Взгляд, в котором восторг сплетается с радостью, что это не с ними такое, а жалость плавно переходит в зависть и злость. Как это может всё соединяться?

Почему вон тот лысый смотрит на него, как будто бы увидел что-то неприличное? Как будто он голым вышел?

«Что увидел, лысый? Не бойся, скажи — бить не буду».

Павел кивнул и вопросительно поднял брови: лысый поспешно отвел взгляд.

Что во взгляде той женщины? Как странно поёт мелодия.

Ага, вон и Муха появился. Запыхавшийся, как после кросса, и с полным пакетом в руке. С базара что ли? Появился — и тут же вперился в картину с городом, в «Надежду». Что ты там видишь, Муха? Увидь, увидь, пожалуйста, почувствуй!

Кулёк что-то сказал и ушёл, не забывая обворожительно улыбаться по сторонам. Куда это он? А, к Мухе. Понятно. Что же это за звуки?

— Павел. Павел! — прозвенел незнакомый голос, и мелодия оборвалась окончательно.

Рядом стояла худая девица с дорогим фотоаппаратом на шее, в ухоженных руках — блокнот и авторучка. На лице выражение сминающего всё на своём пути танка.

— Павел! — девица снизила тон, но всё равно казалось, что её слышат все. — Я вам кричу, кричу… Павел, ваш друг уже рассказал мне вашу биографию…

Мельком глянула в блокнот и бойко затараторила, проглатывая фразы:

— Школа, нефтяной институт….Учились в художественной школе, кандидат в мастера по боксу… Интересное сочетание. Холост… Ясно, остальное допишем. Короче, ещё несколько вопросов и фото.

— Зачем? — удивился Павлик.

— Как зачем? Для газеты, — девица посмотрела на него, как на ненормального и вдруг улыбнулась, мгновенно став не девицей, а вполне симпатичной девушкой. — Да вы не волнуйтесь. У вас просто замечательные картины, удивительные! Я давно не видела ничего подобного, может, даже никогда. Вы талант, Павел!

— Да ладно вам…

— Ничего не «ладно» — талант! Павел, скажите, в ваших рисунках чувствуется некий надлом…

— Надлом? — насторожился Пашка.

— Ну, может, не надлом, но видно же, что у вас произошло что-то такое, что потрясло вас до глубины души. Это же чувствуется. Вот и расскажите.

— Зачем?

— Павел, — девушка посмотрела на него терпеливо-снисходительно, как на ребёнка, и снова превратилась в «девицу». — Во-первых, это очень интересно читателям. Во-вторых, поверьте моему опыту, это нужно и вам — выговориться. Вот, скажите, почему женские лица на ваших картинах так похожи? Это один и тот же человек? Это с ней связа…

— Знаете, что получилось? — перебил Павел. — Полгода назад пришёл я вечером домой…

Девица ободряюще кивнула и с дикой скоростью застрочила в блокноте.

— Посмотрел программу «Время», поел и уже собирался лечь спать перед новыми трудовыми подвигами. Но вдруг так захотелось выпить, просто сил нет. А в магазинах спиртного уже не продают. И так мне стало тоскливо, такой произошёл надлом, что я взял и стал писать картины.

Девица бросила писать и с интересом посмотрела на Павла. Что у неё было во взгляде на этот раз, Пашка не понял: ему вдруг стало неинтересно.

— Извините, — сказал он. — Мне некогда, потом доскажу.

Павел медленно, стараясь не привлекать внимания, пересёк зал, прошёл за спинами прочно пойманного «Надеждой» Мухи и Кулька, не сводящего глаз с «Летящей среди звёзд», и вышел в коридор. Оглянулся — похоже, никто не заметил — и резко ускорил шаг. Длинный узкий коридор он миновал за секунды, только один раз снизив скорость у открытых дверей директорского кабинета. Впрочем, там никого не было.