Константин Семёнов - Грозненские миражи

Молчит. Стоит у окна и молчит. Джинсовая юбка, серая водолазка в обтяжку. Спина напряжена, плечи подняты, как будто ей зябко. Русые волосы свободно распущены, одна прядь своевольно торчит в сторону. Как тогда, на мокром асфальте. Молчит…

Аня стояла у окна и смотрела на улицу. Яркое февральское солнце, отражаясь от окон старинного дома с балкончиком «на ножках», слепило глаза солнечными зайчиками, по чистому небу лениво плыли похожие на игрушечных медвежат облака.

Что он сказал? Ой, а вон облако точь-в-точь, как лошадка, и вон ещё одно. А это что-то напоминает, но непонятно. Что-то очень и очень знакомое…

По проспекту Орджоникидзе ветер гнал вылезший из-под растаявшего снега мусор, сворачивал пыль в крошечные воронки смерчей. Придерживая развевающиеся волосы и весело щебеча, прошла стайка девчонок — ветер тут же бросился вдогонку. По проезжей части, недовольно сигналя, ползли машины, обгоняли потерявший провода троллейбус.

Надо же, где застрял — почти на перекрёстке, у художественной школы. В эту школу Павлик когда-то ходил…

За проспектом непривычно близко виднелась гостиница «Кавказ». Закрывающий её раньше дом сломали, пока привыкнуть к новому виду было трудно. И гастроном возле гостиницы сломали. Той весной они там шоколадки покупали, и Павлик ещё всю сдачу рассыпал.

И аллейку напротив «Кавказа» сломали. Ну, это не жаль — какая-то она неуютная была. А вот булочную на углу жалко: сколько раз она в детстве там хлеб покупала. И хачапурную сломали. Хорошая была хачапурная: всегда прохладно, уютно. Павлик там…

Стоп!

Что это она разнылась, как старая бабка — то жалко, это жалко. Правильно сломали — сколько можно терпеть эту рухлядь в центре города! Теперь там построят громадное здание нового обкома, каких нет ни в Ростове, ни в Краснодаре. Красивое, оно будет украшать город ещё много-много лет.

А Павлик…. Не надо про Павлика.

— Ты меня слышишь? — повторил Валя. — Аня!

— А? — вздрогнула Аня. — Что? Конечно, слышу, Валя. Спасибо тебе — я уже и не знала, что делать.

— Да, не за что — это было нетрудно. Но, вообще-то, Аня, так нельзя — ты совсем забросила учёбу. Скоро сессия.

На подоконник сел воробей, огляделся по сторонам и уставился в окно требовательным взглядом. Есть хочет?

— Да, да, Валя, я знаю. Я возьмусь, честное слово, возьмусь, я и сама понимаю…

— Трудно тебе? — тихо и очень мягко спросил Валя, и в комнате стало уютнее.

Аня молча пожала плечами: «Ты ж и сам всё понимаешь». В глазах предательски защипало. Ну вот, ещё только этого не хватало — вся тушь поползёт. Хватит! Так на что же всё-таки похоже это облако? Как будто рука держит два блюдца на ниточках… Блюдца? А может, чаши?..

— Весы! — Аня резко отвернулась от окна, закрыла лицо руками.

Угловатые плечи затряслись, из-под тонких пальцев по щекам поползли чёрные дорожки.

— Весы! Господи!..

Валентин в два шага пересёк комнату, взял её за эти трогательно хрупкие плечи; Аня, уткнулась ему в грудь и расплакалась навзрыд. Он обнял её чуть крепче, успокаивающе поглаживая по спине, по пахнущим свежестью волосам. Аня продолжала вздрагивать, и Валя прижал её сильнее, зашептал на ухо тихие, ничего не значащие, но такие нужные сейчас слова.

— Тише, тише, девочка! Ну что ты? Тише, всё будет хорошо!

Мягкий, уверенный голос обволакивал, от твёрдых, сильных рук по всему телу разливалось тепло, и от всего этого стремительно, прямо на глазах возникало то, чего так не хватало последнее время. Без чего мир казался пустым и хрупким, похожим на серый декабрьский мираж, без чего хотелось выть в голос, забыв о гордости. Хотелось бежать куда-нибудь, закрыв глаза. Всё равно куда — лишь бы не чувствовать раздирающего душу одиночества, лишь бы не ощущать этой дикой, унижающей обиды. Как будто у неё украли что-то очень-очень важное, родное, принадлежащее по праву только ей.

Уверенные руки поглаживали спину, гипнотизирующий голос убаюкивал, вокруг словно возникло облако тепла и заботы. Настолько реальное, что его, казалось, можно пощупать, на него вполне можно было опереться. Облако закрывало, поддерживало, защищало. Плотное такое облако, ласковое, и в то же время твёрдое. Как каменная стена. Хорошее облако, правильное.

Она отстранилась, шмыгнула носом — и перед ней тут же возник чистый носовой платок. Облако поддатливо распахнулось, но отпускать не хотело. Или не хотелось самой?

— Спасибо, Валя! — смущённо сказала Аня, поняла двусмысленность фразы и неожиданно разозлилась.