Мухаммед Юсуф Аль-Куайид - Происшествие на хуторе аль-Миниси

Падение ее произошло не потому, что она его желала. Она и сама не поняла, как это случилось. Долгое время после считала, что ни в чем не виновата, что на ней нет греха. Но, оставаясь одна, проклинала себя, била по щекам и рвала на себе волосы. И ни разу не прокляла Сафвата аль-Миниси.

— Так мне написано на роду, мама. Что же поделаешь!

Аллах да упокоит ее душу.

Вернувшись из Джанаклиса, он пошел прямо в дом Абд ас-Саттара. Остановился у порога, постучал. Вышла Ситтухум. Несколько мгновений смотрела на него растерянно, словно не веря, что это он. Не знала, как ей вести себя. Абуль Гит переступил через порог. И неожиданно Ситтухум с плачем упала ему на грудь, повторяя сквозь слезы:

— Сабрин умерла. Сабрин умерла, Абуль Гит.

Он пошел в Дамисну. Проходя мимо дома хаджи Хабатуллы, остановился, заложил руки за спину, отступил на три шага и во весь голос крикнул:

— Будьте вы все прокляты, семейство аль-Миниси.

Вокруг собрался народ.

— Что с тобой, Абуль Гит?

Он крикнул снова:

— Будьте вы прокляты.

А вернувшись из Дамисны, рассказывал всем, кто попадался ему на пути, что в Джанаклисе он наконец встретил своего отца Самиха аль-Миниси, который стал королем, владетелем обширных земель. Он рассказывал также, что Сабрин — его жена согласно книге Аллаха и сунне пророка его, что она беременна от него, Абуль Гита, и живет в Джанаклисе, у отца, и скоро родит наследника престола. Эти же слова он повторил и на следствии, куда его вызывали как свидетеля. Говорил, что Сабрин всем передает привет и обещает приехать на хутор, как только родит королевского наследника.

А однажды утром он пропал. Его искали, но не нашли. Больше никто никогда его не видел.

Он был мужчиной.

Он унаследовал от отца не только его физические свойства, но и благочестие, любовь к земле, простой, наивный взгляд на мир. Он не чувствовал себя виноватым перед Сабрин, но и не воображал, конечно, что является орудием справедливости на земле.

В суде после оглашения приговора свет померк в его глазах, мир превратился в серый пепел, где нету ни дня, ни ночи.

Временами он сам не верил, что убил Сабрин и что она умерла. Он не отвечал на вопросы. Во время следствия их с отцом держали в маркязе. После окончания следствия Абд ас-Саттара выпустили. Время шло, и душа Занати слабела. Порвались все связи между ним и хутором с его улочками и полями. Силы медленно покидали Занати. Иногда он вспоминал Абуль Гита и его рассказы о королевстве отца. Неужели Сабрин и вправду там? Неужели она должна родить от Абуль Гита наследника престола? Отец мой, пусть продлит Аллах твои дни, дочь твоя, моя сестра ждет ребенка там, в королевстве, ребенка от Абуль Гита.

Занати не рассуждал о том, справедливо ли он убил Сабрин и по заслугам ли теперь мучается. Он убил, исходя из того туманного представления о чести, которое прочно сидело в его наивном сознании.

Но, убив, он загоревал. Не спал ночами и, случалось, даже плакал от горя и жалости к сестре. Он не чувствовал себя героем.

Еще сотни раз взойдет и зайдет солнце, тысячи раз поднимется в небо луна, день будет сменяться ночью, а ночь — свежим росистым утром, но на хуторе хаджи Хабатуллы аль-Миниси мало что изменится. Долгие годы будет он стоять, как мрачная скала, о которую разбиваются волны надежд.

Кто-то умирает. С кем-то случается беда. Родину постигают тяжкие испытания. Сердцу больно. На глаза навертываются слезы. Но проходят дни, медленные-медленные, и иссякает в сердце источник боли и слез. Однако хутор живет и дышит, и каждое утро жители просыпаются с чувством обновления, с ощущением, что издавна привычная картина жизни обрела новый, незнакомый смысл.

Умерла Сабрин. Сидит в тюрьме Занати. Но после первых дней оцепенения и растерянного молчания жители хутора стали различать сквозь угрюмую жестокость бытия черты какой-то новой действительности. Они стали задаваться вопросом:

— Что делать?

Этот вопрос звучал повсюду, где собиралось более двух человек. Звучал все более и более настойчиво. Его задавали без опаски и без оглядки по сторонам.

— Что делать?

И нередко теперь можно видеть человека, который уединившись от остальных, сидит, подперев щеку рукой, погрузившись в глубокое раздумье. Человека, пытающегося разобраться в еще неясных мыслях, которые бродят в его мозгу, в туманных картинах, рисуемых его воображением, облечь их в известные ему слова.