Мухаммед Юсуф Аль-Куайид - Война на земле Египта

Перед самой отправкой Мысри спросили, не хочет ли он что-либо изменить в своих финансовых распоряжениях. Нет, заявил он, никаких изменений вносить он не собирается. Потом Мысри отвел меня в сторону и предупредил: я единственный, кто знает его тайну, и если его не станет, мой долг рассказать всю правду. При жизни его вечно преследовала несправедливость, и он не желает быть ее жертвой и после смерти. Теперь я выполняю свой долг. Но нет, я не намерен разжалобить вас рассказами о судьбе Мысри, вызвать у вас слезы сострадания. Я хочу вместе с вами подумать над тем, что же произошло. Не стану описывать моего прощания с Мысри, его отъезд среди ночи, не буду пересказывать слов, которыми мы обменялись напоследок.

На другой день в часть пришел приказ об отправке еще одной группы. Я попросился в нее — мне хотелось быть рядом с Мысри. Мы встретились, и я поразился происшедшей в нем перемене. Хоть он опередил меня всего на один день, мне показалось, будто прошли годы, и юноша, изнемогавший под бременем своей тайны, превратился в бывалого солдата. Он провел меня по расположению полевого госпиталя, словно по родному дому. Времени было в обрез, и мы не успели толком поговорить. Я прибыл на фронт в пятницу, в полдень. Сутки спустя началась война. Едва закончилась переброска людей и снаряжения, мы начали рыть окопы и возводить укрепления из мешков с песком. Поставили палатки для командования, для операционной и других медслужб. Самая большая палатка предназначалась для раненых, ожидающих отправки в тыл. Была и еще одна — в ней, как сказали нам, разместится морг. Расчищая место для нее и вбивая колья, мы чувствовали, как сжимаются наши сердца. После того, как все наши объекты были замаскированы и вырыты укрытия для автомашин, мы установили походную кухню и поставили временные склады для медикаментов и боеприпасов, — работа эта оказалась долгой и изнурительной. Потом мне еще предстояли кое-какие административные дела: подготовка журналов дежурств и караульной службы, проверка списков личного состава и прочей документации. Со всем этим тоже управиться было нелегко. Но охваченный душевным подъемом, я не чувствовал усталости. Вечером нам приказали лечь спать как можно раньше. Наш госпиталь не был стационарным, он назывался «Полевой сортировочный госпиталь номер один». Название говорит само за себя: госпиталь наш расположится рядом с передовой и будет принимать раненых прямо с поля боя. Им окажут первую помощь тут же на месте; легкораненые вернутся на передовую, другие останутся ждать отправки в тыл. Предусмотрены надлежащие меры и в отношении погибших.

Мы получили приказ направить группы, укомплектованные братьями милосердия и санитарами с носилками, в расположение наших передовых частей и поднять флаг с красным полумесяцем. По международным законам он должен охранять нас от обстрела во время боя. Начальник госпиталя выстроил санитарные группы, чтобы решить, какие из них отправятся на передовую линию. Она в то субботнее утро проходила по западному берегу Суэцкого канала. Построение началось в семь часов утра. Мысри стоял справа от меня. Одет он был в мятый, никогда не видевший утюга комбинезон. Думаю, ночью он клал его под голову, чтоб хоть немного разгладить. Надо, объявил начальник, назначить санитаров для отправки на боевые позиции. Мысри поднял правую руку и решительно произнес:

— Эфендим.

Не дожидаясь разрешения начальника, он сделал два шага вперед, встал перед строем и, отдав честь офицеру, заявил, что хочет первым отправиться на передовые позиции. Начальник, судя по выражению его лица, остался доволен. Ответив на приветствие Мысри, он приказал первым занести его имя в список. Я тоже хотел отправиться с Мысри на фронт, но мои административные обязанности требовали, чтобы я оставался в части. Комплектование групп быстро закончилось, Мысри был назначен командиром одной из них. Получив медикаменты, сухой паек, противогазы и фляжки с водой, фронтовые группы приготовились покинуть расположение госпиталя. Поговорить с Мысри мне не удалось. Последний раз я видел его помогающим товарищу нести носилки. Профиль Мысри четко выделялся на фоне песка пустыни. Он обернулся к нам, и я заметил, что лицо его лоснится от пота. Их группа медленно двинулась на восток. Мысри шагал быстрее всех, мне показалось, что тело его устремлено вперед и даже изогнулось от напряжения как туго натянутый лук. Мог ли я знать, что в последний раз вижу его на ногах.