Кристофер Ишервуд - Прощай, Берлин

— Хочешь яичный коктейль?

Не дожидаясь ответа, она достала стаканы, яйца и бутылку вустерского соуса из шкафчика для обуви, стоявшего под разобранным умывальником. «Практически я питаюсь только ими». Ловким движением она разбила яйца в стаканы, добавила туда соус и взбила это месиво концом перьевой ручки.

— Это все, что я могу тебе предложить.

Она вновь свернулась калачиком, грациозно подобрав ноги. На ней было все то же черное платье, но на сей раз его украшала не пелерина, а маленький белый воротничок и белые манжеты. Ни дать ни взять монашка из какой-нибудь пышной постановки.

— Что тебя так рассмешило, Крис? — спросила она.

— Не знаю, — сказал я. Меня и в самом деле разбирал смех, я никак не мог остановиться. Было в ней что-то ужасно комичное: красавица с маленькой темной головкой, большими глазами, тонко очерченным носом, она ни на минуту не забывала о своих прелестях. Самодовольно женственная, она улеглась на диване. И как дикая горлица склонила головку и изящно сложила руки.

— Крис, свинья, отвечай сейчас же, почему ты смеешься?

— Сам не знаю…

Тут она тоже начала смеяться.

— Ты просто чокнутый!

— И давно ты здесь обитаешь? — спросил я, окинув взглядом большую мрачную комнату.

— С тех пор, как приехала в Берлин. Постой, сейчас точно скажу, да, уже два месяца.

Я поинтересовался, что привело ее в Германию и с кем она сюда приехала. Оказалось, что с подругой, старше Салли, к тому же актрисой. Девушка уже бывала в Берлине и уверяла Салли, что они наверняка найдут работу на киностудии. Тогда Салли заняла десять фунтов у одного милого пожилого джентльмена и присоединилась к ней.

Родители ничего не знали, пока они с подругой не добрались до Германии.

— Вот бы познакомить тебя с Дианой! Она самая потрясающая авантюристка в мире! Мужика может подцепить где угодно, даже не зная языка. Один из-за нее чуть со смеху концы не отдал. Я и сама ее обожала.

Но прожив в Берлине три недели, так и не получив работы, Диана подцепила банкира, который увез ее в Париж.

— И оставила тебя одну? Прямо скажем, с ее стороны это довольно подло.

— Не знаю… Каждый должен сам решать свои проблемы. На ее месте я скорее всего поступила бы точно так же.

— Уверен, что нет.

— Ну оставила и оставила, ничего со мной не случилось. Я и одна не пропаду.

— Сколько тебе лет, Салли?

— Девятнадцать.

— Боже милостивый! А я думал, лет двадцать пять!

— Знаю, так все думают.

Вошла фрау Карпф с двумя чашками кофе на тусклом металлическом подносе.

— Oh, Frau Karpf, Liebling, wie wunderbar von Dich! [6] О, фрау Карпф, дорогая, как это мило с вашей стороны! (нем.).

— Что тебя держит в этом доме? — спросил я, когда хозяйка вышла. — Я уверен, ты вполне можешь найти что-нибудь поприличнее этой дыры.

— Найти, конечно, можно.

— Так за чем же дело стало?

— Не знаю. Наверное, мне просто лень.

— Сколько ты платишь хозяйке?

— Восемьдесят марок в месяц.

— Включая завтраки?

— Нет, по-моему, нет.

— Что значит «по-моему»? — разозлился я. — Ты ведь должна знать наверняка.

Салли отозвалась как-то вяло:

— Ну да, наверное, с моей стороны это глупо. Но видишь ли, я просто даю старухе деньги, когда они заводятся, а потом не разберешься, сколько и за что.

— Боже мой, Салли, я за свою комнату плачу всего пятьдесят марок в месяц, включая завтраки, но разве их можно сравнить!

Салли кивнула и продолжала извиняющимся тоном:

— Есть еще одно «но», дорогой Кристофер. Я просто не знаю, что бы фрау Карпф стала делать, если б я ее бросила. Ей ведь ни за что не найти другого жильца. Кто еще вынесет ее безобразие, вонь и все остальное. Она уже задолжала владельцам дома за три месяца. Если бы они узнали, что у нее нет ни одного квартиранта, то вышвырнули бы ее в два счета. А этого она не переживет.

— Все равно не понимаю, почему ты должна жертвовать собой ради нее.

— Да ничем я не жертвую, правда. Мне нравится тут. Мы с фрау Карпф понимаем друг друга. Она более или менее такая, какой я буду лет через тридцать. Добропорядочная домовладелица меня бы и недели не держала.

— Моя хозяйка тебя бы не выгнала.

Салли, наморщившись, улыбнулась.

— Как тебе кофе, дорогой Крис?

— Лучше, чем у Фрица, — сказал я уклончиво.

Салли рассмеялась.

— Но разве Фриц не мил? Я его обожаю, особенно когда он говорит: «Хотел я плевать».

— Черт, хотел я плевать, — попытался я изобразить Фрица. Мы расхохотались. Салли закурила еще одну сигарету: она дымила беспрерывно. При свете лампы бросалось в глаза, какие у нее старые руки: нервные, с выпуклыми венами и очень худые — руки взрослой женщины. Зеленые ногти казались тут чужими, случайными и напоминали маленьких уродливых жучков с яркими спинками.