Они выходят позвать Рыжего. Идут рука об руку по пути, по которому он прошел раньше, в предыдущий час этого беспокойного дня; медленно спотыкаясь, идут вниз, направляются по диагонали к берегу и идут вдоль него в деревню, в лавку. Диас Грей, спросив стакан вина, облокачивается на стойку, Молли исчезает в закоулках зала, что-то кричит и бормочет в углу, где телефон. Когда возвращается, на устах у нее новая улыбка, улыбка, которая, будь она обращена к другому мужчине, испугала бы доктора.
Обратно идут той же дорогой под моросящим дождем, снова зачастившим, чтобы им досадить. Она останавливается.
— Не будем искать Рыжего, — говорит она, не глядя на доктора. И, подставив ему губы для поцелуя, а затем отпрянув, оставляет у него в руке кольцо. — На это мы можем жить много месяцев в любом месте. Пойдем за моими вещами.
Пока они, ускорив шаг, идут по берегу, Диас Грей тщетно раздумывает, какими словами и каким взглядом хотел бы проститься с Рыжим. Вот и теперь у самого берега волны поднимают и опускают гнилое бревно, мечутся в небе крикливые чайки.
Она заметила машину раньше, чем Диас Грей, и побежала, оскользаясь в песке. Доктор видит, как она, раскинув руки, поднимается на дюну, спотыкается и исчезает; он стоит один на пустынном пляже, ветер режет глаза. Отвернувшись, чтобы их защитить, он в конце концов садится. И тогда — порой ему кажется, что это было в конце дня, а порой что в середине — он роет в песке ямку, бросает в нее кольцо и присыпает песком; эту операцию он проделывает восемь раз в тех следах, что оставил Рыжий, в тех, которые прежде сам наметил одним взглядом. Восемь раз он под дождем хоронит кольцо и отходит от него — приближается к самой воде, пытается обмануть свои глаза, разглядывая дюны, рахитичные деревья, крышу дома, машину на склоне. Но всякий раз возвращается по прямой, не колеблясь, точно к месту захоронения — сует пальцы в песок и нащупывает кольцо. В изнеможении, рухнув ничком на песок, он отдыхает, подставляя себя дождю, и успокаивается. Равнодушие овладевает им, он не спеша направляется домой.
Рыжий лежит возле погасшего камина, медленно что-то жует, в руке у него стакан с вином. Женщина и Кинтерос, сблизив лица, быстро переговариваются, пока Диас Грей заходит, пока уже невозможно делать вид, что они не слышат его шагов.
— Привет, — говорит Кинтерос и с улыбкой протягивает руку; он еще не снял шляпу, не скинул пальто.
Диас Грей подвигает стул и садится возле Рыжего; гладит горбуна по голове, похлопывает его все сильней и сильней, надеясь разозлить, чтобы можно было дать ему оплеуху. Но Рыжий, не моргнув глазом, продолжает жевать, и Диас Грей, держа руку на его рыжей шевелюре, поворачивается к женщине и Кинтеросу.
— Все улажено, — говорит Кинтерос. — Благодетельная сила сомнения, как выразился судья. Если ты беспокоишься, то теперь, надеюсь… все позади. Хотя, конечно, вы можете здесь оставаться, сколько пожелаете.
Он подходит к доктору и наклоняется, вручая ему еще пачку сложенных вдвое банкнот. Но вот Молли закончила макияж и застегнула плащ доверху — тогда Диас Грей встает и на самом свету, перед глазами женщины, раскрывает ладонь, на которой лежит кольцо. Без единого слова — и теперь необходимо признать, что эта сцена происходит в конце дня, — она берет его руку и по одному загибает его пальцы, чтобы скрыть кольцо.
— Жду тебя в любое время, — говорит Кинтерос уже на пороге.
Диас Грей и Рыжий слышат шум удаляющейся машины, затем — тишина, плеск воды.
На этом завершается в воспоминании долгий дождливый день, начавшийся с того, что Молли появилась в доме в песках; теперь можно снова приступить к нормальному отсчету времени.
С драматической решимостью, словно стараясь показать, что он понял все раньше, чем Диас Грей, Рыжий приподымается и поворачивает к двери, к стихающему дождю лицо, в котором удивление и страх пробудили что-то человеческое. Он впервые притрагивается к доктору, крепко сжимает его локоть и, как бы набравшись сил от этого контакта, встает на ноги и выбегает из дома.
Диас Грей, раскрыв ладонь, подходит к свету, чтобы рассмотреть кольцо и сдуть с него налипшие песчинки; потом кладет кольцо на стол и, не торопясь, выпивает стакан вина, как будто все в порядке, только надо кое-что обдумать. Спешить некуда, говорит он себе, он уверен, что Рыжий в его помощи не нуждается. Когда наконец он решается выйти, то видит и равнодушно воспринимает последнюю картину, которую можно вставить в тот пасмурный вечер, — над рекой очень высоко простирается полоса красноватого света. Закурив сигарету, доктор идет к той стороне дома, где находится галерея; он равнодушно думает, что в конце-то концов оставил кольцо у себя, что бумажка со стихами осталась на столе и что, быть может, нарочитый цинизм помог ему избежать фальшивых и нелепых сцен страсти.
Читать дальше