Какой-то темный шарик, пофыркивая, двигался по газону. Не сразу она сообразила, что это еж. Ей тут же вспомнилось, как пятилетний Гоша просил ее показать, как шепчутся ежики, и она щекотала его ушко языком, а он радостно смеялся. А спустя мгновение с такой же беспрекословной силой, которой обладало это вынесенное из памяти выражение материнской любви, пришли наконец слезы, и она встретила их как избавление, понимая, что, пусть и на время, ими она освобождается от своего несчастья.
Дождь сник и скоро совсем прекратился, и в этом черно-белом дне явили себя первые краски — в прорехах туч засквозили густо-синие куски чистого неба.
Она приоткрыла окно в спальне: душистая свежесть проникла в комнату, стало слышно, как с карниза срывались капли — тягуче, умиротворенно.
Под эти звуки она уснула.
* * *
Вопреки Кириным опасениям, к первому сентября Гоша оказался в Москве и опять водворился у бабушки, но застать его дома было мудрено. Сложно было понять Кире, стало ли появление Гоши следствием летней поездки Алексея или плодом его собственного благоразумия, — так или иначе, он вернулся на более или менее привычные круги. Несколько раз Кира встречала его после уроков у школы, разговаривали они довольно мирно, по-родственному, как мать с сыном, вот только возвращаться домой он отказывался наотрез, а во время последнего свидания заявил, что вернется при условии, что Кира разведется с Митей. Этих слов Кира не вынесла и залепила ему оплеуху. Гоша принял ее как должное, однако от слов своих не отказался и извиняться тоже не стал.
Хотя несчастья, обступившие Киру, и были действительно на них похожи, привычная жизнь еще имела над ней довольно прочную власть. За день до злосчастной оплеухи в одном журнале — из тех, на которые Кира еще опиралась в устройстве своей жизни, — она увидела фотографию модной сумочки и очень захотела ее купить. Желания такого рода Кира откладывать не привыкла, но теперь, когда ей владело довольно смятенное настроение, готовое качнуться в любую сторону, некоторое время она колебалась. Все-таки, чтобы придать ему какую-то определенность и привычными заботами вернуть своему миру прочность, она направилась на Полянку за сумочкой.
У самого бутика припарковаться не удалось, и она поставила машину довольно в стороне. Чтобы пройти к тому магазинчику, где продавалась сумочка, нужно было миновать еще один магазин женской одежды, потом тянулась оградка небольшой беленькой церковки, а уже потом аляписто отражала уличную суету сплошная стеклянная нужная Кире дверь. Кира шла по тротуару, и глаза ее скользили по витрине магазина женской одежды. Бледные и лысые девушки-манекены — наверное, менялась коллекция, — вперив остановившиеся взоры куда-то себе под пластмассовые ноги, стояли в витринах как-то безучастно к тому, что происходило снаружи, как бы пораженные вдруг каким-то страшным прозрением, — скажем, как будто только что стало известно, что женихи повывелись не только в стольном граде Москве, но и на далеких островах Коста-Парадисо, и теперь им, манекенам-девушкам, до века носить свои пестрые бесполезные наряды и друг перед другом кичиться уже незачем.
Как раз тогда, когда Кира проходила мимо церкви, из калитки в ограде вышла невысокая, чрезвычайно благообразная пожилая женщина. Кира встретилась с ней глазами и поразилась не то что бы ее благообразности, а давно не виданному ею выражению абсолютно чистой совести, запечатленному на ее лице. Все то время, пока она покупала сумочку, лицо этой женщины стояло у нее перед глазами, и в нем, в его чертах, в его спокойствии и достоинстве она как будто чувствовала, угадывала ответ на многие вопросы своих последних дней, и в сравнении с ним лицо продавщицы, помогавшей покупать, казалось лицом одного из оживших манекенов. Ей мучительно захотелось еще раз взглянуть в лицо этой женщине, но это, конечно, было уже невозможно. Расплатившись, она вышла на улицу и несколько времени стояла в нерешительной задумчивости, так что некоторым пешеходам пришлось весьма неизящно обогнуть ее фигуру. Женщина вышла из церкви — это определенно, значит, думала Кира, там, внутри, есть что-то такое, что дарит людям подобное спокойствие. И эта простая мысль, которая, конечно, теоретически была прекрасно знакома Кире, вдруг обрела какой-то повелительный смысл. Она направилась было к церкви, но, вспомнив, что в храме нужно быть в платке, вернулась в магазин, заплатила за первый попавшийся на глаза платочек Мах Мага, покрылась им и вошла внутрь, и только тут обратила внимание на вешалку, которая для забывчивых прихожанок была увешана платками на любой вкус.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу