Ирина Муравьева - Портрет Алтовити

…Сейчас я засну…

Доктор Груберт широко раскрыл глаза.

– Мы с моим мужем, – сказала Айрис, очевидно, продолжая разговор, которого он не слышал. Доктор Груберт вздрогнул. Айрис заметила и засмеялась: – Не с тобой, не с тобой, Саймон! Так вот, мы с моим мужем (идиотка, зачем она так настойчиво произносит это при Майкле!), мы как-то с ним обсуждали русских и американцев, ну, не только русских и американцев, а вообще людей разных формаций. Мой муж (вот опять, идиотка!) – венгр, его привезли в Америку ребенком, двенадцати, что ли, лет, но дома он успел нахлебаться коммунистического рая. И мы, знаете, подумали, что тот ужас, через который прошли люди в вашей, скажем, стране, этот ужас и вытаскивает из человека все самое плохое, он, так сказать, активизирует дурную человеческую природу. Очень легко быть воспитанным и добрым, когда у тебя есть деньги в банке и отдельная комната. Но когда тебя загоняют в комнату, где живет еще пять человек, и ты каждую секунду беспокоишься, как тебе прокормить свою семью, и из каждого радиоприемника на тебя идет эта отвратительная пропаганда, эта ложь… Американцы, конечно, в массе своей честные и отзывчивые люди, но ведь они не прошли, во всяком случае, нынешнее поколение, те, которым сейчас сорок-пятьдесят лет, ведь они не прошли через…

– Это и справедливо, и несправедливо, – осторожно перебил ее МакКэрот, не спуская глаз с Эллы, – обстоятельства жизни чрезвычайно важны. Они закладывают в этот компьютер, – он дотронулся до своего лба, – определенные программы, внедряют туда определенные вирусы. Да, конечно. Но при всем при том у каждого из нас работает своя программа, не зависящая от обстоятельств. Зато зависящая от массы других вещей. Я ведь начинал в судебной психиатрии, где меня больше всего интересовал феномен убийства, – он внимательно посмотрел на Майкла. Доктору Груберту пришло в голову, что он специально начал эту тему. – Поразительно, как это люди, только что спокойные и вроде даже добрые, во всяком случае, незлые, как это они вдруг идут и убивают. А потом возвращаются и опять начинают жить спокойными и незлыми.

Майкл, не отрываясь, смотрел на затылки притихших собак.

– Психиатрия имеет на этот счет свое мнение, – продолжал МакКэрот, – но это только мнение, и ничего другого. Она не может ни вылечить, ни предотвратить. Она, в сущности, ничего не может. Так же, как и юриспруденция. Ну, хорошо, суд, тюрьма, изоляция. Электрический стул даже. А дальше-то что? Ведь количество преступников на свете не становится меньше, и, несмотря на все достижения цивилизации, преступления не становятся менее зверскими. Непредставимыми, честно говоря, по своей жестокости.

– Вы одобряете смертную казнь? – спросила Айрис.

– Боже сохрани! – воскликнул МакКэрот. – Как же это я, врач, могу одобрять смертную казнь? Более того, ужас ведь в чем? В том, что мы казним не того человека, который совершил данное преступление. Мы казним его двойника. Потому что тот, который совершил, он очень быстро после этого и закончился. Опять же – если обратиться к сравнению с компьютером – это вполне понятно: программа, так сказать, убийства, заложенная в данном человеке, отработала свое. Он реализовал свой природный потенциал. Поэтому люди так и каются искренне, так и меняются – глубоко меняются, от всей души! – после совершения преступления и часто даже действительно становятся другими людьми. Все эти раскаявшиеся грешники, слезно целующие крест перед смертью, – это не актеры, они не притворяются, а на самом деле так чувствуют.

– Так это что же, – раздраженно перебил его доктор Груберт, – оборотничество какое-то, что ли?

– Ну, если хотите, то да, что-то вроде этого. А откуда, вы думаете, пошла вся эта мифология? Предки наши не придумали ведь оборотней, они их – как бы это сказать поточнее? – опознали, вот что.

– Если встать на религиозную точку зрения, – тихо и с неожиданно усилившимся своим акцентом сказала Элла, – то человек попадает в сети дьяволу. Это происходит практически со всеми. Хотя бы раз в жизни, пару раз, но происходит. Люди оказываются в его власти. А находясь во власти дьявола, чего не сделаешь… Потом «он» отпускает. Попользуется человеком и бросает его, человек уже больше не нужен…

– Чем же мы защищены? – Майкл поднял на нее глаза и тут же быстро опустил их.

– А кто чем… – спокойно вздохнула она. – Кто Богом, кто ангелом-хранителем…

– Подождите! – В докторе Груберте заклокотало раздражение. – А как вы относитесь к такой, скажем, вещи, как интеллект? Или – еще проще – хорошее воспитание? Элементарные навыки человеческого общежития, навыки уважения к чужой личности, которые не позволят совершить жестокость? Что, по-вашему, совсем нельзя опереться на достижения цивилизации? Стоит же она хоть чего-то? Или мы теперь все на свете будем объяснять исключительно через мистику?