Норман Мейлер - Нагие и мёртвые

- Что же нам делать, черт возьми? - спросил Браун, тяжело вздыхая.

Уилсон неожиданно открыл глаза. На какой-то миг показалось, что он в полном сознании. Его широкое мясистое лицо казалось крайне усталым и как-ю вытянулось.

- Бросьте меня, ребята, - тихо попросил он. - Со стариной Уилсоном все кончено.

Браун и Гольдстейн чуть не поддались соблазну.

- Не можем мы бросить тебя, - сказал наконец Браун.

- Просто оставьте меня, ребята, и к черту все, - продолжал Уилсон.

- Не знаю, - неуверенно заметил Браун.

Гольдстейн резко мотнул головой.

- Мы должны доставить его назад. - В этот момент ему вдруг почему-то вспомнился случай, когда пушка, которую они тащили, покатилась со склона.

Браун опять посмотрел на Стэнли.

- Не можем же мы идти дальше, а Стэнли оставить здесь.

- Но не торчать же здесь из-за одного человека! - разозлился Риджес.

Гольдстейну неожиданно пришла в голову идея.

- Браун, а почему бы тебе не остаться со Стэнли?

Гольдстейн сильно устал и тоже был на грани полного изнеможения, но не в его характере было все бросить и

отступить. Браун ослаб не меньше, чем Стэнли, и такое решение было единственно правильным в данной ситуации. Тем не менее внутренне Гольдстейн все же возмутился. "Почему это я всегда должен быть лучше других?" - подумал он.

- А ты найдешь дорогу назад? - спросил Браун. Сейчас ему необходимо было быть честным и постараться взвесить любые возражения. Оказавшись в таком деликатном положении, нужно было сохранить хоть толику человеческого достоинства.

- Я знаю дорогу, - проворчал Риджес.

- Ладно, тогда я остаюсь, - проговорил Браун. - Ведь нужно же кому-то присмотреть за Стэнли. - Он потряс Стэнли, но тот продолжал стонать. - Он, наверное, целый день не придет в себя.

- Слушай, Браун, - предложил Гольдстейн, - когда Стэнли поднимется, вы сможете догнать нас и немного помочь. Идет?

- Ладно, - ответил Браун. Однако оба они знали, что этого не произойдет.

- Ну, пошли, - сказал Риджес.

Вдвоем с Гольдстейном они подошли к носилкам, с трудом подняли их и, пошатываясь, сделали несколько шагов. Пройдя ярдов двадцать, они опустили носилки и выбросили все свои вещи, оставив лишь один рюкзак и винтовки.

- Браун, захвати это барахло, ладно? - попросил Гольдстейн.

Браун кивнул в знак согласия.

С огромным трудом, мучительно медленно они продолжали свой путь. Даже без клади носилки с Уилсоном весили свыше двухсот фунтов. Им потребовался целый час, чтобы преодолеть низкий холмик в полумиле от последнего привала.

Когда они скрылись из виду, Браун снял ботинки и начал растирать ноги, сплошь покрытые волдырями и ссадинами. Им предстояло пройти еще почти десять миль. Браун вздохнул и медленно потер большой палец. "Мне придется отказаться от звания сержанта", - подумал он.

Но он знал, что не сделает этого. "Все останется по-старому до тех пор, пока меня не разжалуют". Он посмотрел на Стэнли, все еще лежавшего на земле. "Мы одинаковые с ним. Скоро и ему придется пережить то же самое".

10.

У Крофта был врожденный инстинкт следопыта. Всем своим существом он ощущал каждую складочку, каждый холмик земли и знал их происхождение, угадывал следы, оставленные ветром и водой.

Взвод, следовавший за ним, давно уже перестал интересоваться, какое направление он выбрал на сей раз. Солдаты были так же уверены в безошибочности выбранного им пути, как в том, что за ночью последует день, а за долгим переходом придет усталость. Они просто об этом не думали.

Крофт и сам не знал, почему у него так все получалось. Он никогда не смог бы объяснить, какими чувствами руководствовался при выборе наиболее безопасной дороги среди крутых скал и утесов. Он просто был уверен, что любая дорога, по которой он не хотел идти, неизбежно приведет к пропасти. Если идти по нижнему склону, дорога может зайти в тупик, а если по верхнему, она может привести их на какую-нибудь изолированную вершину. Опытный геолог мог бы не хуже определить, какой дорогой идти. Но при этом ему потребовалось бы значительно больше времени, чтобы найти научное обоснование, взвесить необходимые факторы, оценить всевозможные обстоятельства, составить топографическую карту местности. Но даже после всей проделанной работы геолог не был бы совершенно уверен в своей непогрешимости, потому что существует много других факторов, не поддающихся учету.

Крофт знал природу скал и земли. О том, как в далекие времена формировались горы, скалы и валуны, он знал так же хорошо, как знал мельчайшие бугорки мышц своего тела. Он почти безошибочно мог сказать, как выглядит холм с противоположной от него стороны. Инстинктивно, по ему одному известным признакам, он угадывал близость воды даже там, где находился впервые. Такая способность могла быть природной или развилась в те годы, когда ему приходилось пасти скот или когда он водил солдат в разведку. Она развивалась во всех случаях жизни, когда ему приходилось искать и находить правильную дорогу. Так или иначе, но он вел взвод в гору без малейших колебаний. Карабкаясь вверх, переползая через узкие ущелья, он останавливался против своего желания, чтобы подождать остальных, старавшихся догнать его. Любая задержка раздражала Крофта. Несмотря на все трудности перехода предыдущих дней, он был неутомим и гоним вперед каким-то внутренним двигателем. Им целиком овладело нетерпеливое желание форсировать гору - такое желание бывает у охотничьей собаки, напавшей на след зверя. Ему страстно хотелось поскорее преодолеть каждый новый хребет и посмотреть, что там, за ним. Огромная масса горы все время как бы подзадоривала его.