Комья снега падали с деревьев, лес, казалось, потягивался, все пришло в движение, некоторые комья были величиной с голубя, другие — с аиста, и моей лошади понадобилось больше часа, чтобы привыкнуть к падающим белым птицам.
Сосны при падении «тяжелых птиц» очищались от высохших иголок, а с дубов и буков слетали прошлогодние листья и, словно капли цветочного или рапсового меда, светились на исполосованном шрамами снежном покрове дорог.
Ветра не было, но после полудня лес непрестанно шевелился, так как воздух потеплел на несколько градусов и снег стал отлепляться от коры. Все дни я не замечал молчаливого и упорного сопротивления веток, не замечал и силы, которую сучья противопоставляли снежному грузу, но сейчас любой сук, любая ветка наглядно показывали мне, что́ им пришлось вытерпеть, и подпрыгивали от радости, когда с них валился снег.
К вечеру деревья притихли, и, когда на пути домой я оглянулся, лес, черно-синий, стоял на горизонте, и видно было, как легко ему дышится.
Я писал рассказ. Сюжет как-то не укладывался в мои представления. Клавиши пишущей машинки таращились на меня, как полсотни глаз какого-то враждебного существа. Жуть пробрала меня. Но недовольство собой иной раз дарит новым опытом.
Я бросил работу и пошел к большому озеру. Там мое внимание привлек тающий лед. На нем виднелись пятна, черные, как аспидная доска, и другие, мерцающие молочной белизной. Местами лед был желтый или сизый, а там, где на нем стояла вода, светло-голубой, ибо фён разорвал облака и в воде отражалось небо.
Чуть попозже, когда я стоял на холме, яркие пятна ледяного покрова вдали сплылись в перламутровую гармонию.
С луны наша планета кажется мирной, но кто знает, какую дисгармонию сообщают ее поверхности микробы, подумалось мне, так и человеческая жизнь, составленная из бесчисленных точек каждодневных противоречивых настроений, издали кажется единым гармоническим целым. Я отправился домой и засел за свой рассказ.
Настал декабрь, выпал снег, и сельские жители благодушно говорили: «Ничего не попишешь, время пришло». При этом они думали об обычных зимах, когда выпадает мало снега и через несколько дней он стаивает, надолго, до следующего снегопада, оставляя обнаженной серую закаменелую землю. Но в прошлый декабрь уже первый снег смерзся, да так и пролежал до второго, который прикрыл его, затем последовал третий, четвертый и еще множество снегопадов. Пурга, поземка, крупа, хлопья, пороша — все эти вестники с темных высот ложились — слой за слоем — на землю и лежали, как тщательно приготовленный слоеный пирог, а силы вселенной наслали на нас стандартную зиму, зиму «на мировом уровне».
Зима эта длилась до середины марта, так что скворцы сочли себя обманутыми и не верили вестям, которые ветры приносили с их летней родины. Трое из них собрались и в ночь с десятого на одиннадцатое марта полетели с зимней родины на летнюю. Они летели всю ночь, утром, в девятом часу, вконец изнемогшие, добрались до нашего хутора, сели на орешник, слегка освещенный солнцем, и уснули. Они спали так крепко, что, казалось, приросли к дереву, и ночь присыпала их инеем, спали и спали, а наши дворовые воробьи, увидев спящих на орешнике скворцов, немедленно оккупировали скворечники.
Всю долгую зиму и все холодные ночи воробьи провели в сухих ветках хмеля над моей дверью, и ни одному из них но вздумалось поселиться в скворечнике, но теперь они сделали это без промедления. А скворцы сидели на дереве, словно усыпанные блестками стеклянные птицы, не двигаясь, ни разу не шелохнувшись, но то, что они были здесь, пробудило силы, которые изменили все жизненные навыки птиц нашего хутора.
На полях, в лесу и на лугах существуют уголки, куда весна приходит раньше, чем в другие близлежащие места, уголки, защищенные с севера стеною леса или холмом и открытые с юга. Тепло, и особенно тепло полуденного солнца, задерживается там на добрых четверть часа, потом тепло поднимается выше, чтобы смешаться с ледяным ветром и тем самым принять участие во всеобщем нагреве воздуха.
В таких уголках снег тает раньше, чем на соседних полях или в чаще леса, и там чувствуешь себя уютно, как в теплой комнате. Талый снег уходит в землю, и земля начинает пахнуть, а на склонах оврагов в серой шкуре уже виднеются первые зеленые волоски. Полевые жаворонки взлетают и, пропев две-три пробных строфы, после краткого пребывания в холодных высотах снова камнем падают в побуревший вереск.
Читать дальше