Анне Рагде - Тополь берлинский

— Но у тебя же вечерняя смена!

— Эрленд. Вот ты где.

Какое удовольствие — чувствовать его запах, обнимать его, прижиматься щекой к его лбу. Но тут взгляд упал на челюсть в стакане, на календарь, занавески, вспомнились запахи и общий упадок в доме, несмотря на наведенную чистоту.

— Едем! Сейчас же, Крюмме. Как удачно ты взял машину.

— Мы не можем уехать. Иначе ты бы уже давно уехал сам.

На кухне сидел незнакомец. Тур стоял в дверном проеме, держась за косяк и ручку двери.

— Заходи, здесь дует, — сказала Турюнн.

Он зашел. Первая мысль была: «Свиньи». И он сказал:

— Свиньи.

— У них все в порядке, еда, вода и чистый пол. И солома с опилками. Сядь, поешь, ты проспал несколько часов. Наверно, проголодался.

Ему пришлось ей поверить, голова как-то косо держалась на шее, а шея, казалось, крепилась к плечам на резинках. И вдруг его осенило. Правда, он тут же забыл свою мысль, но потом вспомнил:

— Свет, — сказал он. — Свет должен гореть.

— Днем у свиней?

— Да. Выключается только на ночь. Должен быть… режим.

— Я не знала. Сейчас сбегаю, включу.

Он снова посмотрел на незнакомца. И, хотя тот сидел на табуретке, видно было, какой он низкорослый и толстый. Похож на Карлсона. Турюнн прошмыгнула мимо него к дверям и выскочила. У незнакомца в ухе была такая же серьга, как у Эрленда. Рука Эрленда лежала у него на колене. На столе скатерть и еда. Нарезанный хлеб, начинка для бутербродов, масло. И высокая темно-коричневая бутылка с желто-красной этикеткой. Чашки выставили парадные, которыми мать никогда не пользовалась.

— Вы взяли парадные чашки? — спросил он.

— Пришлось, — ответил Эрленд. — Больше ничего не подходило.

— Не подходило?

— Да. Не подходило. Познакомься с Крюмме.

— Крюмме?

— Мой муж из Копенгагена. Он только что приехал.

— Сюда?

— Как видишь, вот он сидит!

Эрленд повернулся к незнакомцу и что-то прошептал, Тур разобрал слово «валиум».

— Я не хотел принимать, это Турюнн заставила.

— Садись, Тур, выпей кофе. Эти таблетки действуют несколько часов, поэтому ты странно себя чувствуешь.

Эрленд отпустил коленку незнакомца, сначала чуть сильнее ее сжав, а потом несколько раз легко по ней хлопнув.

— Нет, — сказал Тур.

— Что нет? Не будешь кофе или не чувствуешь себя странно?

— Нет.

— Не хочешь знакомиться с Крюмме?

— Да. Ты причинял матери только боль. Видела бы она… Хорошо, что она умерла.

— Какого черта ты несешь?! — громко воскликнул Эрленд, слишком громко и пискляво, голос не вмещался в кухню, оставляя морозные узоры на стекле.

— Свинья, — сказал Тур. — Приехал… сидишь тут и гребешь все под себя. Проваливай.

Эрленд приблизился к нему вплотную, запахло мужским парфюмом и арахисом.

— Заткнись! — скомандовал он. — Я здесь не ради тебя, а ради Турюнн!

— Не ори. Ты всегда причинял матери только зло.

Щека запылала, Тур рухнул на кухонный стол, распластав руки, чтобы удержаться. Щека, прижатая к холодной поверхности стола, горела, он попытался поднять голову, но мышцы не слушались. Тут дверь открылась, и послышался голос Турюнн, он почувствовал ее руки на плечах, теперь заболело еще и ухо.

Турюнн помогла ему подняться.

— Что это вы тут устроили? — закричала она.

Неужели она тоже будет на него орать? Они говорили за его спиной, он не оборачивался. Услышал, как они повторили его слова и ответ Эрленда кроме фразы, что он здесь ради Турюнн. А потом Турюнн вытолкала отца за дверь.

— Тур, тебе надо еще немного полежать, — сказала она. — Я поднимусь с тобой, а потом принесу тебе кофе и бутербродов.

Постель была еще теплой, он лег, не раздеваясь. Доски на потолке остались прежними. Все изменилось, а доски — нет. И он был им благодарен, стал рассматривать их долго и тщательно. Даже когда дверь открылась, вошла Турюнн с подносом и поставила его на ночной столик.

— Они любят друг друга, — сказала она. — Прожили вместе двенадцать лет.

— Мать хотела…

— Твоя мать умерла. И она бы обрадовалась, узнай она, что у Эрленда все в порядке и он счастлив в браке с хорошим человеком.

— Нет.

— Может, хватит уже?!

Выходя, она захлопнула дверь.

Хватит что? Он посмотрел на чашку, по счастью, чашка была старой. Турюнн забыла сахар.

Он приподнялся на локте и поднес чашку ко рту, немного кофе пролилось. Два бутерброда с сыром и один с…

Он откусил, оказалось — ветчина. Он не ел ее уже много лет, они покупали вяленую баранину или салями.