Скарлетт Томас - Наша трагическая вселенная

— Вечером по воскресеньям я часто гуляю по Дартмуту, — тихо сказал он. — Может, когда-нибудь мы столкнемся и там?

Я и сейчас уверена, что мы тогда собирались просто обменяться рукопожатиями или поцеловать друг друга в щеку на прощание, но вместо этого мы вдруг обнялись и поцеловались всерьез — это был настоящий глубокий поцелуй, и мы нежно гладили друг друга по волосам.

Потом, когда я ехала домой, вся в панике, мокрая от пота, я со стоном произносила его имя и понимала, что никого не целовала так уже целых семь лет. Мы не знали телефонных номеров друг друга, но обменялись адресами электронной почты. Я чувствовала, что роман неизбежен, и в то же время не хотела никакого романа. В моей жизни было множество сложных расставаний, но полноценных романов — никогда. Интересно, кто напишет первым — он или я? Кто сдвинет айсберг?

Этого не сделал ни один из нас.

— Где ты была?

Я взглянула на часы на кухонной плите. Было пол-двенадцатого. За окном стемнело, и в доме пахло холодом. Кристофер как обычно выключил отопление. Ничего не готовилось, белье не сушилось, мой спатифиллум медленно умирал без солнечного света на подоконнике. Если бы не древесная стружка и Кристофер, можно было бы подумать, что в доме уже целую вечность никто не живет, а если кто и жил когда-то, то давным-давно умер.

— Гуляла с Бесс, — ответила я. — Ты же знаешь.

— Целый час? — он покачал головой. — Да еще вылетела отсюда в таком настроении. Не понимаю, почему нельзя просто остаться дома и поговорить, если что-то не так. Я же не монстр какой-нибудь. Кстати, на ужин ничего нет. Я все перерыл. И еще твоя мама звонила.

— О чем ты вообще? Ни в каком таком настроении я не вылетала.

— Не надо говорить со мной в подобном тоне! От этого только хуже.

— И что это, интересно, у меня за тон?

— Вот этот вот тон!

— Господи, да перестань ты.

Я стала открывать один за другим кухонные шкафчики и нашла пенне из цельнозерновой муки и банку мутноватого томатного соуса. Наши немногочисленные полки на кухне всегда были набиты продуктами, которые жалко выбросить, но и есть нельзя. Я не собиралась хлопать всеми дверцами и с грохотом ударять банкой соуса по столу, это получилось у меня как-то само собой.

— В общем, ты не в духе. Я всегда сразу вижу…

— Если ты хочешь сказать, что я разозлилась, то да, теперь я разозлилась! А до этого все было в порядке! Я в нормальном настроении вышла из дома, вернулась обратно в нормальное время и тут обнаружила тебя и твой ор!

Я говорила все это, повернувшись спиной к Кристоферу и наполняя чайник водой. Он не произнес в ответ ни слова до тех пор, пока я не повернулась к нему лицом.

— Я не орал, — сказал он.

— Не орал. Но ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Он посмотрел себе под ноги.

— Ты всегда говоришь, что я ору.

Я тоже посмотрела под ноги, но в другую точку.

— Извини. Ты прав. Говорю.

Мне казалось, что мой мозг — рыболовная сеть, в которой барахтается одновременно слишком много мыслей. Моя идиотская идея с машиной. Плюх. Слезы в глазах Роуэна. Плюх. Шаль Либби. Плюх. Бессмертие в искусственном раю. Я почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы. Ко всему прочему у меня начинала болеть голова. Я представила себе вечность рядом с Кристофером. Все эти семь лет я ждала, что однажды он наконец станет для меня чем-то важным, займет какое-то место в моей жизни — может, если у нас будет целая вечность времени, это в итоге произойдет? Может, когда у тебя в запасе вечность, все что угодно может войти в твою жизнь? Но вряд ли что-нибудь останется в ней навсегда, ведь смысл вечности не в этом. Даже во вселенной, имеющей конец, камень не остается камнем навсегда. Вещи постоянно распадаются на части и становятся чем-то еще. Вообще-то мне бы даже очень хотелось стать камнем или, может, песком — когда-нибудь потом, спустя много лет после моей смерти, когда я окончательно истлею. Это было бы куда проще, чем воскреснуть и пройти через все по новой. Правда, будь в моем распоряжении вечность, я бы провела одну ночь с Роуэном, ведь в этой жизни такого никогда не случится. Но, как и все остальное, что происходит в вечности, эта ночь не имела бы ровным счетом никакого значения.

Чайник вскипел, и я высыпала пенне в кастрюлю.

— Извини, — снова сказала я. — Ты прав, я сегодня немного не в духе. Кажется, голова сейчас разболится.

Трубочки макарон набухали в воде подобно скрученным обрезкам коричневого картона — похожим на гильзочки от туалетной бумаги из кукольного домика; впрочем, даже его жителям вряд ли пришло бы на ум бросать в кастрюлю картонные трубки и варить их на ужин. Я моргнула и перевела взгляд на Кристофера. Он тоже смотрел на макароны.