Джек Керуак - Бродяги Дхармы

Стемнело, и я сидел и ждал во дворе, не давая котелку с фасолью остыть на плите. Я наколол дров и увеличил их груду за печкой. С Тихого океана начало задувать туманом, деревья низко гнулись и шумели. С вершины горки не было видно ничего, кроме деревьев: одни деревья, целое ревущее море деревьев. Просто рай. Когда похолодало, я зашел внутрь, поворошил угли, напевая, и закрыл окна. В окна вставлялись просто куски дымчатого пластика, хитро вправленные в рамы Уайти Джоунзом, братом Кристины — они пропускали свет, но выглянутъ сквозь них наружу было невозможно, а от холодного ветра они защищали. Вскоре в уютной избушке стало тепло. Через некоторое время в ревевшем море деревьев в тумане я услыхал: «хоо!» — то Джафи возвращался домой.

Я вышел встретить его. Он подходил по высокой траве, уставший от дневных трудов, топая своими сапожищами и перебросив куртку через плечо.

— Ну, Смит, вот ты и добрался.

— Я приготовил тебе славный котелок фасоли.

— Правда? — Он был невообразимо рад. — Ох, что за облегчение, когда приходишь с работы домой, и не надо самому готовить. Умираю от голода. — Он зарылся прямо в котелок, помогая себе хлебом и запивая горячим кофе, который я сварил на печке в кастрюльке — заварил его по-французски, лишь помешивая ложкой. У нас получился замечательный ужин, мы потом зажгли трубки и разговаривали, а пламя ревело. — Рэй, у тебя будет великолепное лето на пике Опустошения. Я тебе все про него расскажу.

— У меня и весна будет великолепной вот в этой самой избушке.

— Чертовски правильно, первым делом нам надо пригласить на эти выходные одних славных новых девчонок, с которыми я познакомился, — Психею и Полли Уитмор, хотя погоди, гм-м. Я не могу пригласить обеих сразу, они обе в меня влюблены и будут ревновать. Ну все равно у нас каждый уикэнд будут большие вечеринки: начнем внизу у Шона, а закончим здесь. А завтра я не работаю, поэтому мы наколем для Шона дров. Это все, чего он от тебя хочет. Хотя, если хочешь, можешь поработать с нами в Сосалито на будущей неделе — там можно зашибать по десятке в день.

— Чётко… на нее можно купить много мяса, бобов и вина.

Джафи вытащил хороший набросок кистью: там была изображена гора.

— Вот тебе гора, которая будет над тобою нависать: Хозомин. Я ее сам нарисовал два лета тому назад с пика Кратер. В тысяча девятьсот пятьдесят втором я впервые попал в Скагит — проехал стопом из Фриско в Сиэттл, и потом вглубь, у меня только-только пробивалась борода, а голову я начисто выбрил…

— Начисто?! Зачем?

— Чтобы быть как бхикку, сам знаешь, как об этом в сутрах.

— Но что о тебе люди думали, когда ты останавливал машины с лысой головой?

— Они думали, что я псих, но всем, кто меня подвозил, я втулял про Дхарму, парень, и оставлял их просветленными.

— Мне тоже надо было так делать по пути сюда… Я должен еще рассказать тебе про мою сухую балку в горах.

— Погоди-погоди, и вот они ставят меня наблюдать за Кратерной горой, но снег на высокогорьях в тот год был таким глубоким, что я сначала целый месяц пробивал тропу в ущелье Гранитного ручья, ты сам все эти места увидишь, а потом с целым караваном мулов мы делали последние семь миль по петлявшей тибетской горной тропе над линией лесов, по снежным полям к последним зазубренным пикам, а потом лезли наверх по утесам в буран, и я открыл свое зимовье и приготовил себе первый обед, а снаружи выл ветер, и внутри на двух наветренных стенах нарастал лед. Вот погоди только, и ты туда сам доберешься. В тот год на Опустошении сидел Джек Джозеф — там, где ты будешь.

— Что за имя — «Опустошение», о-оо, ух, уф, постой…

— Он был там, наверху, первым наблюдателем, я первым же делом вызвал его по радио, и он пригласил меня в общину наблюдателей. Позже я связывался с другими горами — понимаешь, тебе дают двустороннюю рацию, это почти что ритуал — когда все наблюдатели там болтают, рассказывают о медведях, которых видели, или иногда спрашивают, как печь сдобу на печке, и так далее, и вот все мы, вознесенные так высоко над миром, сидим и переговариваемся в эфире через сотни миль глухомани. Там, куда ты едешь, парень, — первобытная местность. Из моего зимовья, когда стемнеет, я видел лампу на Опустошении — Джек Джозеф читал там свои книги по геологии, а днем мы мигали друг другу зеркалами, чтобы выверить по компасу пожарные азимуты.

— Эх-х, как же я всему этому научусь, я ведь простой бродячий поэт?..

— Да научишься: магнитный полюс, Полярная звезда да северное сияние. Каждый вечер мы с Джеком Джозефом разговаривали: однажды к нему на пост залетел целый рой божьих коровок — облепили ему всю крышу и набились в цистерну для воды, еще как-то он пошел прогуляться по хребту и наступил прямо на спящую медведицу.