Хельмут Крауссер - Сытый мир

Стоит только человеку показать, что содержится у него внутри, как у всех добропорядочных граждан начинается истерика.

И вот снова ночь, а мы без ночлега. Спаслись бегством в Английский сад.

— Куда бы нам податься? — говорит Лилли, кутаясь в свой шарф.

— А как насчёт бункера? — спросил Том.

— Бункер закрыт, — говорю я. — Наш приличный город находит нежелательным, чтобы мы ночевали в бункере. Нечего нарушать мир и спокойствие.

Эдгар валится на землю и хихикает. Повалялся, встал, обошёл нас по периметру квадрата, остановился, принялся помавать руками, изображая сцену безумия из старинной трагедии, и, запинаясь, твердить — как он это делает вот уже несколько дней:

— Где же Лиана? Никто её не видел? Где она? Что с ней? Лиа-а-ана!

Эдгар ищет её в кустах и в долине ручья, взбирается на причудливые стальные перила мостика и разглядывает уток в пруду.

Мы находимся неподалёку от Китайской башни; парк трещит по швам от изобилия гуляющих, все явились сюда праздновать его двухсотлетие.

На берегу пруда построили сцену. Блюз-джаз чередуется с дикси-капеллой. Лужайки и дорожки затоплены парочками всех возрастов, сидящими и гуляющими в обнимку.

— Лиа-а-а-на!

Эрик оглашает своими воплями все окрестности. Скоро зароется в землю и будет вопить в самую глубь земли.

Вот начался фейерверк. Все парочки останавливаются и смотрят, задрав головы вверх. Небо наполняется искрящимися красками.

Разноцветная эякуляция среди медлительных дождевых туч.

Фейерверк горит слишком высоко, от него не согреешься. Том трогает меня за плечо:

— Смотри, Эдгар на пределе…

— Не мешай, он так чудесно страдает. По — настоящему стильно.

— Тебе это нравится?

— Да. Ты только посмотри! Истинно верующий человек.

Эдгар пристаёт к прохожим, спрашивает о своей возлюбленной, мечется от одного к другому, цепляется за брюки и юбки и делает отчаянные попытки описать Лиану при помощи жестов: вот такого роста и такая тоненькая… Но все только плечами пожимают.

Ещё три дня назад, до того как Лиана покинула нас, Эдгар был вполне сносный парень. И вот что теперь делается. И всё только из-за удалённого отражения, из-за дематериализовавшейся галлюцинации.

— Захватывающе!

— Что?

— Месяцами он удовлетворялся от неё чисто оптически. И вот, не помогает никакая скромность и смирение. Лиана ушла — и он страдает. Потому что его любовь-у него в глазах и нигде не может встать на якорь.

— Ммм…

— Это неистовство пройдёт. Сейчас его любовь переезжает со всеми пожитками, со всем своим скарбом, с детишками и игрушками перекочёвывает в тыл его черепушки. Идёт изгнание в область воспоминаний. Последняя резервация, так сказать. И цена этому горю — один вздох.

— Ас виду можно подумать, что он свихнулся…

— Это народная молва так называет. Переезды — это всегда хаос и неразбериха. Он страдает. Но, насколько я разбираюсь, он справится с этой задачей быстро.

Какое-то насекомое садится мне на грудь, жаждет крови. Я прогоняю его прочь. Его громкое жужжанье вызывает у меня в затылке мурашки.

— Пойду скажу ему! — решается Том и направляется к Эдгару, прежде чем я успеваю сообразить.

— Эй, Эдди, Лиана не может прийти, у неё возникли серьёзные препятствия!

— Том! Оставь его в покое!

Но слишком поздно.

— Лиа-а-ана? Где она? Ты что-то знаешь. Том? Какие препятствия, где?

— Между ног, командир. Она промышляет своей волшебной шкатулкой!

Эдгар схватил шутника, вцепился ему в горло и пытается выжать из него подробности. Том тотально недооценил потенциал тоски Эдгара. Он уже хватает ртом воздух и хрипит то, что знает.

— Она открыла своё дело, ты, сумасшедший Квазимодо с любовной горячкой! Она на Розенхаймер-плац, работает нелегально…

Руки Эдгара ослабили хватку. Он отвернулся. Глубоко огорчённый и разочарованный. Рухнули столпы, на которых держался его мир. Балаган погрёб под собой барахтающегося клоуна.

Раз-очароваться — должно быть, это особо изысканная вещь. Но этого никто не понимает. Никому это не нужно.

— Лиана… Бу-у-у-у!

На какое-то время из него ушла вся мышечная сила. Клякса бескостной каши шмякнулась в высокую траву.

Я ругаю Тома за его сплетничество.

Он поднимает плечи и растирает свой кадык.

Фейерверк закончился, гуляющие парочки расходятся по домам, поддерживая друг друга, словно раненые.

Но вот дрожь прошла по куче грязи, Эдгар приподнялся из травы, глаза его по-леопардьи озирают горизонт на все триста шестьдесят градусов, выискивают ту сторону света, в которой расположена Розенхаймер-плац.