Хельмут Крауссер - Сытый мир

Мать перепробовала самые разные выражения лица. За радостью следовала меланхолия, которая переходила в злобу.

— Одевайся! Сегодня в школу не пойдёшь. Мы едем в Нюрнберг. Куни умерла.

Между тем отец распрощался с телефоном и молча встал рядом со своей женой В коричневом обрамлении стеклянной двери эта пара смотрелась горькой карикатурой на их свадебную фотографию. Они словно сговорились принять серьёзный и опечаленный вид и отправились менять пижаму и ночную рубашку на уличную одежду.

Мальчик полез под подушку и достал оттуда трёх пластмассовых солдат Японец заколол русского в спину, а наполеоновский гвардейский капитан безучастно взирал на это и даже подшучивал. Потом мальчик отправился в ванную, где мать как раз выдавливала прыщики на лбу при помощи своего обручального кольца.

«Гадость какая!» — подумал гвардейский капитан и изменил программу, предпочтя поход в туалет который находился в другом конце коридора. После этого он вернулся в уже опустевшую ванную, отложил саблю и орден в угол, взял рукавичку-мочалку, намылил её и потёр шею, грудь и руки. Он выдавил из тюбика белого, резко пахнущего мятой червячка и нарочно обронил его мимо зубной щётки. На сверкающей белой внутренности ванны он лежал, почти невидимый. Мальчик быстро и испуганно оглянулся через плечо. Если застукают на таком обмане, то ему попадёт. Но в это утро риск был невелик, контроль за гигиеническими процедурами был сегодня вытеснен из ряда первостепенных материнских обязанностей.

Он показал язык отвратительному мятному запаху, плюнул на него и смыл белого червяка в слив. Теперь ничего не докажешь. Утро начиналось хорошо. Выбившись в одном пункте в лидеры, он влез в свою одежду.

Между тем отец звонил в Гармиш, чтобы проинформировать о положении дел свою дочь, которая училась там на детскую медсестру. Он говорил ей что-то о семейном долге. Голос его становился всё громче. Видно, у дочери не было никакого желания ехать в Нюрнберг. Отец грубо, со стуком швырнул трубку на аппарапь.

Несколько недель назад она уехала из дома. С тех пор детская комната принадлежала мальчику целиком. Как счастливо кружилась она в танце вечером накануне отъезда! Как печально ему было оставаться без неё одному. Сестра не раз защищала его от бед. Она была на двенадцать лет старше и отводила от него процентов восемьдесят наказаний.

Ночью, перед тем как ей уехать, он положил перед дверью квартиры пластмассовую змею, чтобы сестра побоялась переступить порог и осталась бы дома. Всё тщетно. Потом он выбросил эту змею.

На кухне мать готовила завтрак, состоящий из кофе и макового пирога. Они сидели за столом в неуютном неоновом свете.

Отец получил только полпорции, чтобы не толстеть. Мальчик украдкой дал ему откусить от своего куска Оба были довольны, потому что мальчик по утрам никогда не хотел есть. Он не верил что от еды становятся большими и сильными.

Они заперли квартиру на два замка и спустились по лестнице к лифту, который доходил только до седьмого, предпоследнего этажа Многоквартирный дом был посередине полый, и мальчик глянул в пугающую глубину между гирляндами белых лестничных перил Он надеялся, что его сон никогда больше не повторится хотя он видел его уже трижды за последние два месяца.

Сон всегда был один и тот же: на первом этаже он заходил в лифт тянулся на цыпочках вверх чтобы достать седьмую кнопку, двери закрывались, лифт трогался вот третий этаж, вот шестой, вот седьмой, вот проехал мимо седьмого, мимо восьмого — до девятого. Вообще-то у лифта нет ни восьмого, ни девятого. Но мальчик вышел потому что вниз лифт никак не ехал, не реагировал ни на какие кнопки. На девятом этаже было совершенно темно. Перила замыкались в квадрат, и чернота этого квадрата скрывала все этажи расположенные ниже. Лестницы отсюда не было — ни вниз, ни наверх. Какие-то смутные, условные очертания человекоподобных существ сновали по коридору между четырьмя дверями — из одной в другую. Они не обращали на него никакого внимания. И вот двери лифта вдруг сомкнулись, лишив площадку даже этого освещения и кабина умчалась вниз. Мальчик опустился на колени, вцепился в прутья перил, почувствовал запах краски, ощутил ладошши холодную гладкость, расплакался и стал звать на помощь, пол под ним закачался, а призраки существ без лиц шмыгали мимо него и флюоресцировали.

На этом месте он всякий раз просыпался, с облегчением осознавал реальность своей комнаты и лежал в кровати без сна до самого звонка будильника.