Ганс Кирст - Фабрика офицеров

— Как вы распорядились, господин генерал, — ответил адъютант. — Он ожидает в приемной.

— Великолепно, — сказал Модерзон и с такой благодарностью посмотрел на своего адъютанта и на секретаршу, с какой он никогда не смотрел на них раньше. — Я хочу сказать вам обоим, что я был очень рад работать вместе с вами. Благодарю вас.

— Господин генерал, — начал адъютант, расчувствовавшись, — как прикажете понимать ваши слова?

— Понимайте так, что с сего момента наши с вами пути разойдутся.

— Не может быть! — испуганно выкрикнула Сибилла.

Модерзон скупо улыбнулся и сказал:

— Фрейлейн Бахнер, работая вместе, мы никогда не проявляли своих чувств, я думаю, что не стоит изменять этому правилу и в последний момент. Прошу вас.

Сибилла Бахнер стояла бледная, она тяжело дышала, стараясь взять себя в руки. Спустя несколько секунд она сказала:

— Прошу извинить меня, господин генерал, — и, отвернувшись, вышла из кабинета.

Генерал посмотрел ей вслед, а затем сказал, обращаясь к адъютанту:

— Мои личные вещи вы возьмете у меня в квартире, они собраны. Возьмете то, что сочтете необходимым. Если фрейлейн Бахнер будет изъявлять желание что-то сделать для меня, передайте ей, что я был бы рад, если бы она стала ухаживать за могилой лейтенанта Баркова, моего сына. А теперь пригласите ко мне старшего военного советника юстиции Вирмана.

Адъютант на несколько секунд замешкался. Он смотрел на генерала и мысленно подыскивал какие-то слова, которые должен был ему сказать, но он быстро сообразил, что никаких слов, которые могли бы тронуть генерала, он все равно не найдет. Он склонил голову так, что можно было подумать, что он поклонился. И вышел.

В кабинет Модерзона вошел Вирман. Он был явно взволнован. Лицо его покрывали красные пятна. Он приближался к генералу с таким видом, с каким охотник приближается к опасному зверю.

— Господин генерал, — живо начал Вирман, — я должен сообщить вам, что положение вещей вынуждает меня привлечь для допроса и вас. Хочу сообщить вам, что в этом случае я имею на это полное право, данное мне верховным командованием вермахта.

— Я это знаю, — коротко ответил генерал.

— Сожалею, но я должен сообщить вам также, — продолжал Вирман, — что без вашего допроса я никак не смогу обойтись. К тому же хочу разъяснить вам, господин генерал, что я, в случае необходимости, могу воспользоваться даже правом на арест.

— Все это вы могли бы и не объяснять мне, — проговорил генерал. — Запомните раз и навсегда, что в подчиненном мне военном учебном заведении не может произойти ничего такого, за что бы я не нес личной ответственности. Обер-лейтенант Крафт действовал по моему личному приказу. Свою речь он тоже произнес с моего одобрения. Я готов подписаться под каждой фразой, произнесенной обер-лейтенантом Крафтом.

— Ваши слова, — стараясь скрыть удивление, произнес Вирман, — дают мне право арестовать вас.

— Я готов, пойдемте, — сказал генерал.

— Так вот оно что! — произнес майор Фрей со значением. — Это может привести к тому, что надежные офицеры не смогут вовремя проявить себя и получить повышение.

— Так оно и есть, — поддакнул майору капитан Ратсхельм. — Правильный образ мыслей всегда следует ценить.

Оба офицера сидели в глубоких креслах друг против друга, освещенные мягким светом торшера. Капитан Ратсхельм подчинился распоряжению своего начальника курса и нанес ему визит на квартиру, где у того хранились последние бутылки с мадерой. Одна из них стояла перед ними на столе.

Они беседовали степенно, почти философски: офицеры, являющиеся как бы знаменосцами своего времени, носители прогресса и защитники правой веры и правильного мировоззрения.

Оба офицера ни разу не обмолвились о Фелиците Фрей, настолько тактичны и деликатны они были. Сама же она, увидев, что майор открыл вторую бутылку, сохраняемую до сих пор для особо важных случаев, поняла, что она, видимо, попросту перестала существовать для него.

— Выпьем за чувство ответственности, — сказал майор, поднимая бокал, — которое у нас никто не может отнять.

— Которое мы умеем нести, — мрачно добавил Ратсхельм, — со всеми вытекающими из него последствиями.

— Выходит, вы твердо решили, мой дорогой, покинуть нас, не так ли?

— Это мое окончательное и бесповоротное решение.

Оба выпили, прислушиваясь к тишине ночи, думая о том, что они считали большим и очень важным. Около полуночи они услышали шаги: в квартиру ворвался старший военный советник юстиции Вирман и вместе с ним капитан Катер.