Ганс Кирст - Фабрика офицеров

— Он ничего не сказал?

— Ни слова. Да это было и не нужно. Он сразу же узнал обоих.

— И с треском выставил их?

— Он их поженил.

— Это еще хуже, — обеспокоенно заметил Крафт.

— Мне кажется, они очень счастливы, — возразила Эльфрида и с улыбкой посмотрела в окно.

Обер-лейтенант Крафт был готов ко всему. Но последствия стычки с этим военным юристом могли быть только одни: Восточный фронт. Впрочем, сейчас ему было все равно куда, только бы вырваться из этого зверинца. Ну и крик поднимет, наверное, генерал! Обер-лейтенант пережил на своем веку немало словесных бурь, но воспринимал их всегда лишь как бесполезный барабанный треск.

Через каких-то полчаса, большую часть которых обер-лейтенант провел куря в туалете, генерал-майор, как и следовало ожидать, вызвал Крафта. Но, как ни странно, он не потребовал, чтобы обер-лейтенант явился к нему для доклада при полном параде, как это было положено по уставу. Генерал-майор пожелал лишь переговорить с Крафтом по телефону. И разговор этот был на удивление коротким.

— Вы отказались, — спросил Модерзон без какого-либо вступления, — показать старшему военному советнику юстиции Вирману материалы дела, которым сейчас занимаетесь?

— Так точно, господин генерал.

— Почему?

— Потому что я считаю, что это не входит в компетенцию господина старшего военного советника юстиции, господин генерал.

— Хорошо, — сказал Модерзон. И это было все, по крайней мере пока.

Молодые голоса разносятся по всему спортивному залу. В воздухе стоит крепкий запах мужского пота. Капитан Ратсхельм чувствует себя в такой обстановке как рыба в воде.

Капитан Ратсхельм, начальник 6-го учебного потока, лично опекал три учебных отделения. Он делал это всегда, когда проводились занятия по физподготовке или спортивные игры. В шортах и рубашке без рукавов он расхаживал среди фенрихов: бодрый, воодушевляющий своим примером и являющийся, насколько это ему удавалось, образцом. Он имел некоторую склонность к полноте, и его розовая кожа заметно выделялась на фоне смуглых сильных тел его подчиненных.

Особую заботу и внимание проявлял он к учебному отделению «X», осиротевшему после внезапной смерти наставника, лейтенанта Баркова. До назначения генералом его преемника эти обязанности добровольно взял на себя капитан Ратсхельм и выполнял их добросовестно, с полной отдачей.

Ратсхельм был очень доволен, если ему удавалось уделить больше времени своим молодым подчиненным. С особенным удовольствием он играл с фенрихами в итальянскую лапту. Он носился тогда между ними, отбивая кулаками мяч и отталкивая плечом других, чтобы занять более выгодную позицию. Он видел влажный блеск обнаженных торсов, ощущал исходящий от них терпкий запах. И чувствовал при этом силу, радость и внутреннее чувство товарищества — особенно при виде фенриха Хохбауэра.

— Так держать! — крикнул он ему. — Ваш пас сейчас был просто великолепен.

— Господин капитан, вы тоже прекрасно приняли мяч, — отозвался Хохбауэр с сияющими глазами.

— Этот Хохбауэр упорно тренируется, — с пониманием дела сказал фенрих Меслер. — Он это делает, чтобы подлизаться к шефу.

Фенрих Меслер имел репутацию острослова. Это давало ему то неоспоримое преимущество, что его замечания истолковывались почти всегда как шутки. Таким образом, он избавлялся подчас от неприятностей.

Фенрих Редниц заметил рассеянно:

— Хохбауэру следует поторопиться: желающих-то много.

— Да, чтобы стать офицером, надо чем-нибудь жертвовать, — заявил Меслер с невинной улыбкой.

Они стояли сзади, в самом конце площадки. Меслер — небольшой жилистый парнишка с юркими глазами, с большой охотой следивший за всем, что имело отношение к женскому полу. Редниц — среднего роста, стройный, но с медвежьей ухваткой. Он почти всегда довольно улыбался, но никогда не смеялся — уже успел разучиться.

— Просто позор, что у нас нет кандидатов в офицеры женского пола, — высказал свое мнение Меслер, — тогда бы и я с удовольствием занялся спортом!

— Хватит и того, — ответил Редниц, — что некоторые у нас и так ведут себя как бабы. Или ты намереваешься получить звание лейтенанта, переспав с кем-нибудь?

— Это зависит от того, с кем, — ухмыльнулся Меслер. — Какая-нибудь майорша не старше тридцати меня бы устроила. Это была бы еще не самая тяжелая жертва, которую можно принести на алтарь отечества.