Ганс Кирст - Фабрика офицеров

— Мой дорогой Крафт, — сказал лейтенант Дитрих, когда оба без помех бродили по спортплощадке, — задумывались ли вы когда-нибудь о том, почему наш начальник потока проявляет такую любовь к спортивным мероприятиям?

— А вы об этом думали, Дитрих? — спросил Крафт заинтересованно.

— Разумеется, — ответил тот весело. — И я, по-видимому, пришел к тому же результату, что и вы. Но, как и вы, я считаю целесообразным об этом молчать. Или, может быть, у вас другое мнение по этому вопросу?

— В данное время — нет, мой дорогой Дитрих, — ответил обер-лейтенант задумчиво и задал совершенно открыто вопрос: — Почему вы хотите меня предупредить?

— Может быть, из чисто товарищеских побуждений, — сказал Дитрих не менее открыто, и ироническая усмешка появилась на его интеллигентном лице. — А может быть, чтобы напомнить вам, что вы здесь всего-навсего один из нескольких десятков офицеров и что в действительности существует нечто вроде духа офицерского корпуса школы.

— Не надо так, дорогой Дитрих, — возразил Крафт. — Вы же ведь не имеете в виду собственное гнездо, которое не следует пачкать? В таком случае вы обратились не по адресу. Может быть, вам лучше обратиться к капитану Ратсхельму?

Всегда несколько замкнутый, лейтенант Дитрих был одним из самых тихих среди громкоголосых и суетливых инженеров войны, человеком умным и образованным. И поэтому он сказал спокойно:

— Я имею в виду только то, что все мы имеем слабости. Решающим же является не то, что эти слабости вообще имеются, а то, в состоянии ли мы их побороть.

Офицеры вынуждены были прервать разговор, ибо капитан Ратсхельм закончил свои занятия — на десять минут раньше обычного. Партия в итальянскую лапту завершилась с прекрасным круглым результатом — лучшего окончания предобеденных спортивных занятий трудно было себе представить.

— Все под душ! — крикнул капитан фенрихам.

То, что капитан Ратсхельм мылся со всеми под душем, было обычным явлением. Фенрихи воспринимали это не без удовольствия из чисто практических соображений, поскольку даже принятие душа осуществлялось на основе тщательно разработанной инструкции: горячую воду предписывалось экономить, — начальник же потока мог допустить исключения. В большинстве случаев Ратсхельм именно так и делал и был поэтому желанным гостем у фенрихов.

Порядок принятия душа был изложен в специальном приказе номер пятьдесят три и предусматривал следующие положения: пользователи становились под душ, в течение двух минут им подавалась горячая вода для намыливания головы и тела, после этого, также в течение двух минут, вода подавалась сначала теплая, а затем все более холодная и достигала восемнадцати градусов, ниже этого она не опускалась.

Если капитан Ратсхельм находился лично в одной из групп моющихся, то установленное время беззаботно превышалось. Тогда он подавал команды: пустить воду — открыть краны — поднять температуру воды — поддерживать температуру. И то, что обычно совершалось за пять — семь минут, в таких случаях продлевалось до полной четверти часа.

— Пустить воду! — крикнул Ратсхельм. — Открыть полностью кран горячей воды!

Ратсхельм был человеком, который любил чистоту. Для него кипенно-белый платок был верным признаком культуры. Белый цвет был его любимым цветом — кипенно-белый, белый как снег, молочно-белый.

Здесь, среди своих дорогих фенрихов, он вдыхал чистую, приближающую к природе свежесть. Сено на лугу, стакан парного молока, озерная вода в камышах — обычные явления для простого человека, ему же было дано воспринимать все это с первобытной радостью.

— Держать напор воды! — крикнул он. — Температура — тридцать градусов!

Хохбауэр стоял рядом с ним. Они улыбнулись друг другу сквозь завесу из брызжущих капель воды. И эта улыбка свидетельствовала о мужской радости, вызываемой совместными действиями. Юношеские фигуры фенрихов — как стена из тел вокруг слегка располневшей фигуры своего капитана! Фыркая, смеясь, отпуская веселые словечки, предназначенные лишь для мужского уха, — так они резвились в общей массе. Сколь прекрасен вид такой товарищеской обнаженности!

— Перекрыть воду! — крикнул Ратсхельм. — Намылиться!

И пока они намыливали и массировали мокрые тела, Хохбауэр сказал своему обожаемому начальнику:

— Удар, принесший господину капитану пятое очко, не смог бы удержать никто. Никто!

— Да, он был не из плохой серии, — ответил Ратсхельм. И протянул фенриху свой кусок мыла, лучшего качества и сильнее парфюмированный. — Берите, пожалуйста, Хохбауэр, и передайте дальше другим.