Е. Бирман - Протоколы с претензией

Как всегда, когда его охватывает волнение, Я. переходит на язык Си, как его бабушка всегда в таких случаях переходила на идиш. И он вставляет в свою речь функцию, которая, похоже, и будет единственным в своем роде произведением, в котором политкорректность сочетается с искренностью.

НетРасизму (не_принимает_аргументов)

{

если ( вы == ДУБИНА или вы == КОЛОДА)

{

признания этих девочек не тронут вас;

}

}

Теперь настала очередь Б. насмехаться.

– Как и коммунизм, теория многокультурного общества круто замешена на фанатизме, а Фанатизм всегда побеждает, – говорит он. – В нем больше энергии. Фанатизм – неотъемлемое свойство человека. Отними его у него, и ты человека разрушишь, обессмыслив его существование. Человек, лишенный фанатизма, – мертвый человек, и идея отнять его у него – сама по себе только еще один вид фанатизма. Вот и тебе за твои попытки найти точку равновесия либералы откусят нос, а националисты обгложут задницу, – предрекает он гипотетическое будущее то ли самого Я., то ли его стремления к разумным пропорциям.

– Дорого бы я дал, чтобы измерить точно долю лицемерия в либеральном фанатизме, – произнес Я. – “Лицемерие и есть культура”, – сказала недавно молоденькая девушка с киноэкрана в одном фильме Острова Пингвинов. Вернее, сказал сценарист, стремясь вызвать умудренно-понимающую улыбку зрителя. Человека от животного отличает умение лгать, – добавляет Я.

– А мне нравится, как “почернела” и “поцветнела” Европа за последние годы. В ней стало гораздо веселее, – заявила Котеночек, и все в очередной раз отметили, что в Кнессете Зеленого Дивана завелась европейская оппозиция. – Это необратимый процесс. И Европа всего лишь повторяет то, что уже столетиями делает любимая вами Америка. И приняв это как неизбежность, она открывает двери своего дома настежь (дома-то у нее, похоже, давно не было, по-женски посочувствовала ей Баронесса, надо бы как-то подтолкнуть В.).

– Ну почему же неотвратимо, необратимо? – не соглашается Б. – Япония об этой неотвратимости знать не знает, и “новый” Китай тоже. И если в Китае резервы рабсилы еще велики, то ведь в Японии они давно исчерпаны, и ничего, живут же там люди. А Америка (“Да хранит ее Господь!” – шутливо и суеверно вставляет Б.) в эксперименте уже триста лет, а эксперимент и сегодня не выглядит завершенным. Я недавно узнал об американской индустрии отдыха, что еще в шестидесятых годах во многих местах массового отдыха евреям и афроамериканцам без обиняков объявлялось, что их в этих местах не ждут, и потому существовали еврейские и темнокожие этнические лагуны отдыха. Потом эти ограничения были уничтожены законодательным образом, места эти стали хиреть, но повзрослевшие и состарившиеся с тех пор отдыхающие (и евреи, и афроамериканцы) вспоминают о них с нескрываемой ностальгией.

“Смугленькие и те, и другие, зачем драться?” – сказала Баронессе и Я. о ближневосточном конфликте соседка по дому перед их отъездом в Еврейское Государство. Она никогда не пропускает репортажей оттуда, сказала она, ведь туда устремились ее милые соседи, к которым она успела привыкнуть с тех пор, как построили этот квартал кооперативных домов.

– Мое неприятие еврейского движения “Мир наступит завтра” носит вовсе не идеологический, а эстетический характер, – объявляет Я. – Их способ самовыражения смущает меня своей карикатурной провинциальностью, выдающей обрезки европейской моды за местный топ-модерн. Мне, ей-богу, милее ультра-патриоты, так похожие своей неподвижностью и уродством на забавных игуан, которых я видел в лобби эйлатской гостиницы. Таких же упорных (у самца игуаны – два члена).

– И ни одной ловкой руки, – вставила Котеночек.

– Правда, – продолжил Я., – вот в них есть эта милая простота, это ретро, вызывающее нежность к ним, а еще – протест против стеклянного колпака, за которым их держат. И заметь, среди рафинированных интеллектуалов несравненно выше процент этих типов с заоблачным эго и зеркально-нежным нарциссизмом, для которых самозабвенная песнь о социальном и наднациональном Эдеме служит, видимо, такой же отдушиной, как сексуальные фантазии украшают жизнь тихой добропорядочной женщины.

– Согласен, – заявляет Б. Еще бы, ведь для Я. -> Б. -> это его второе я. Вот и симпатизируют они одной и той же женщине (как жаль, что мы встретились только здесь, я познакомил бы его со своей сестрой, вынашивает коварные мысли Б.), Я. же втайне немного симпатизирует пианисткам.