Е. Бирман - Протоколы с претензией

С этими словами А. учтиво поклонился и оставил госпожу К. в состоянии возбужденного недоумения и тревоги, ведь к назначенному времени она даже не успеет посоветоваться с дочерью. Тем лучше, решает вдруг она, это будет для нее сюрпризом. Мать тоже еще может кое на что сгодиться и внести свой вклад в материальное благополучие их маленькой сплоченной семьи.

Как, однако, разговорился А., обычно немногословный в Кнессете Зеленого Дивана! Если бы Я. или Б. услышали этот его монолог, они были бы очень удивлены вдруг открывшимся красноречием А. Хотя стоит ли удивляться: этот случай только демонстрирует известный факт, что всякому человеку нужен “свой” собеседник. То ли тут должна иметь место близость душ, то ли некоторая их комплементарность, то есть абсолютное несходство, обещающее, тем не менее, что обе части подойдут друг к другу, как вокзальное пластмассовое кресло с двумя углублениями в сиденье подходит к заду опустившегося в него не слишком тучного пассажира. А может быть, успел А. за то короткое время, что они покинули Еврейское Государство, соскучиться по матери и рад был пуститься в разговоры с пожилой женщиной и даже допустил в своей речи неуместный при данных обстоятельствах наставительный тон, обычный для него в разговорах с его любящей мамой.

Учительница музыки вылетает из-за поворота как выхлопное облако из венгерского автобуса. Австрия и Венгрия – сводные сестры, сестрица Венгрия размножила на просторах Восточного Блока свои машины для перевозки хомо сапиенс. Как и полагается отпрыскам Венгрии, падчерицы великой империи, ее детки-автобусы никак не связаны с музыкой, они пыхтят на улицах, принимая в свое лоно всех, кто не хочет остаться на остановке. В отличие от машин, на которых написано “Живая рыба”, на автобусах никогда не пишут “Живые люди”, ведь это и так понятно, в этом можно легко убедиться, взглянув на их сонные лица в окнах автобусов. В Еврейском Государстве такая надпись на автобусе и вовсе нелепость, Соседи не любят этого натюрлайфа. Хлоп, и живые люди уже частично полуживые, а частично – неживые вовсе. После хлопа на время воцаряется полная тишина, эту невзрачную до того площадь теперь вполне можно назвать Красной площадью. Красная густая жидкость в сочетании с черной копотью обгоревшего железа и плоти – это теперь уже классические тона городского натюрморта.

Агенты Б., В. и Котеночек не сразу последуют за учительницей. Они подождут, пока она съест приготовленный заботливой матерью ужин, переоденется, простирнет под краном ступни колготок. Приглядевшись, возможно, простирнет их целиком, а собственные свежевымытые ступни погрузит в мягкие домашние тапочки. Вот тогда они и возникают перед входной дверью, и В. жмет кнопку звонка.

На лице учительницы нотными знаками на пяти натянутых лесочках для ловли мелкой рыбы написано недоумение. Нежданные гости намеренно отодвигаются подальше от входной двери, на самый край лестничной площадки, чтобы подчеркнуть, что не собираются силой вламываться в квартиру, если ее хозяйка того не желает. Они же хотят с ней переговорить на очень серьезную тему, касающуюся ее преподавательской деятельности. Нет, они не из попечительского совета Венской консерватории, и их решительно не интересует ни ее моральный облик, ни даже ее сексуальные предпочтения. Впрочем, всем своим видом они показывают, что лестничная площадка – не очень подходящее место для беседы о сексуальных предпочтениях, моральном облике и даже о методах преподавания музыкального искусства. Учительница соглашается, она приглашает их пройти в квартиру и предлагает сесть. Садятся только двое, третий, с чуть округлым лицом, остается стоять у двери. Только теперь учительница понимает, что именно показалось ей странным в них с самого начала – на всех троих перчатки, и они явно не собираются их снимать. Более того, рафинированная вежливость покидает их лица и сменяется решимостью и даже надменностью.

– Нам многое известно о вас, госпожа К., – произносит сидящий мужчина, и в голосе его звучит, пожалуй, даже некоторая угроза, – очень многое. Ведь все мы прочли (и не по одному разу!) роман госпожи Е.

Пришельцы теперь разглядывают учительницу музыки с нескрываемым любопытством.

– Мы пришли к вам не для того, чтобы вы обучили нас исполнению этюда “Осень” в три члена, тем более что господин А., единственный из нас, кто способен дотянуться до черных клавиш, в настоящее время занят – он беседует с вашей матерью в совершенно другом месте, – добавляет сидящий джентльмен. – Но прежде чем продолжить разговор, мы хотели бы удостовериться в справедливости весьма высокого мнения госпожи Е. о вашем исполнительском искусстве. Например, не могли бы вы сыграть нам произведение чешского композитора Сметаны “Моя родина”, ноты у нас с собой, вам незачем беспокоить себя их поисками.