Казис Сая - Клеменс

А про то, что за Должником и поныне должок числится, староста умолчал. Намекнул только, что купцовы пироги все же повкуснее рекрутского хлебушка. Да еще добавил, что за это все девятибедовцы ему в пояс поклонятся…

Даунорас говорил и словно бичом хлестал Должника: ведь тот только что пообещал Руте прислать свата – Алялюмаса, сыграть свадьбу и снова разжечь в горне пламя, угасшее со смертью кузнеца.

– Надолго?

– Чем дольше, тем лучше, – ответил староста словами купца. – Вдруг тебе там больше понравится и совсем не вернешься…

– Ладно, – согласился Должник, – только вот Руту хочу упросить, чтобы и она со мной поехала.

– Этим дело не обойдется. Прежде тебе придется купцов уломать. А если они двоих не возьмут, что тогда?

– Двоих не возьмут – один поеду. И ты, Даунорас, никогда больше не назовешь меня Должником! – хмуро ответил парень. – Не ты меня растил, не ты мою кадь перекатывал. Так что мой долг не больше твоего!

– Ну-ну, не будем ссориться, – примирительно сказал староста. – Завтра поутру распрощаемся, ведь один бог ведает, когда еще свидимся.

Спозаранку староста, так и не сомкнувший глаз из-за этих многообещающих хлопот, велел бабе Одноглазке обойти дворы и созвать всех от мала до велика на поляну. А чего ради, про это сельский голова умолчал.

«Может, этих шкуродеров провожать? – терялись в догадках люди. – Авось после того, как вчера не выгорело, сегодня сговорчивей будут…» Вот почему каждый прихватил с собой все свои капиталы.

Собрались селяне, с ноги на ногу переминаются, прикидывают, к чему тут прицениться, чего бы на свои гроши купить… Кое-кому из баб за ночь охота пришла и того и сего купить… Только вот купцов чего-то не видать. Небось в реке полощутся. Староста побежал за ними. Тем временем девушки принялись упрашивать Должника сыграть что-нибудь повеселее, а тот снова-здорово – озирается затравленно, молчит – и все тут.

– И чего высматриваешь? – сказала баба Одноглазка. – Сам небось до полуночи зубы ей заговаривал, ступай-ка теперь попиликай под окном, может, добудишься.

Показался Даунорас с купцами. Рыжебородый тут же осклабился:

– Добрый утро, добрый утро…

А староста подошел к Должнику, стиснул его руку и вполголоса бросил:

– Столковались. Можешь брать с собой. Они не против.

– Алялюмас, сходи за Рутой, – попросил музыкант, и тот со вздохом ушел.

Даунорас хоть и не выспался, но все равно выглядел бодро. Украдкой поглядывая на Дануте, принялся он растолковывать собравшимся, как долго пришлось ему улещивать купцов, потчевать их, чтобы в конце концов заполучить для Девятибедовки этого здоровенного бугая по прозвищу Клеменс.

Удивились люди, бросились к нему с радостными расспросами: «Да как же это? Как же дело-то выгорело? Неужто ухитрился все же купить скотину или в долг попросил? А может, еще что надумал?»

– Купишь тут, держи карман шире, – ответил староста, метнув взгляд на стоявшего поодаль купца, который невозмутимо покусывал золотыми зубами ус. – Важно, что бык остается у нас! Ведь другого такого на сто верст окрест не сыщешь! – И, не стесняясь молодежи, добавил: – Коли чьей-нибудь буренке приспичит, ведите ее сюда. Пожалуй, Клеменса проще будет с корабля выманить.

При этих словах захотели было люди кинуться к старосте, качать его, да гостей устыдились. «Ладно, – думали они про себя, – еще успеется».

– Как вы знаете, – уже не столь бодро продолжал Даунорас, – король подарков окочурился, детей не оставил, а внуки, как верно заметил господин, за здорово живешь быков не одалживают. Увозят они нашего Должника, выкормка нашего, музыканта… И все же давайте не будем плакать и рыдать – ведь не навсегда расстаемся, не в рекруты отдаем. Разве ж мы его в путах уводим, силком гоним, – нет, он сам по своей воле, все уже говорено-обговорено… Руту с собой возьмет, в Гродно их ксендз обвенчает… На свет белый поглядят, поживут вместе, да и вернутся посмотреть, хорошо ли тут бык быкович потрудился…

И вдруг староста смолк, увидел, что люди его не слушают – все на Должника смотрят, а женщины украдкой вытирают передниками глаза. «Самое время привести сюда того Клеменса, – решил про себя Даунорас, – пока люди вконец не раскисли – поди, и не разберут сквозь слезы, что за богатство им привалило».

Не успел староста с купцами уйти к реке, как женщины, дав волю слезам, зарыдали в голос. А мужики по очереди принялись утешать Должника: мол, в рубашке парень родился, все равно терять ему нечего – разве что лапти да Алялюмасовы щи, небесами забеленные.