— Знаешь, моя квартира принадлежит родителям. И у тебя заявление в суде не примут. Не теряй время зря! — ответила усмехаясь.
Пашка сразу понял свою оплошку, слишком расслабился, перебрал кофе, разоткровенничался и попался на собственной болтовне. Он вышел молча, понурив голову. Что поделаешь? С квартирой не обломится, а служебный кабинет не поделить тем более. Юлька после того общения не только разговаривать, здороваться с ним перестала и проходила мимо, не замечая Пашку.
— Вот черт, непруха какая-то! Неужели вокруг меня одни подонки? Или я сама дура? Почему другие выходят замуж, радуются, а я, как заговоренная? Почему ни одного порядочного мужика нет на пути? — думает женщина, разглядывая себя в зеркало:
— Уже старухой называют. Конечно неспроста. Оно и понятно! Двадцать семь лет скоро исполнится. Но ведь ни одной морщинки нет, ни единой седины на голове! Пусть не красавица, но и не уродка! Все у меня есть, обута и одета не хуже других. В квартиру пригласить не стыдно. В холодильнике, слава Богу, всего полно. И на счету появились деньжата. Пусть немного, но на первый случай хватит. Сетовать не на что. Есть все, но нет главного. Не живу, а прозябаю впустую. Рядом никого. И Прошка уже полгода молчит. Ни слова от него нет. Никому я не нужна, — поднимает трубку зазвонившего телефона и подмаргивает сама себе:
— Все ж кто-то вспомнил. Кому-то понадобилась.
— Юлька, внученька моя! Когда ж навестишь? Ведь бывает у тебя отпуск! Ну, покажись хоть на выходной. Как я соскучилась по тебе и Бореньке. Страсть, как увидеть охота! Я и денег подсобрала. Все ж лишними не будут. Тут и Никита заходил. Письма Прошкины приносил, читал их. Там много про тебя. Не забыл. Крепко засела ты в его сердце. Слышишь? Любит он тебя, наше солнышко! Приезжай, мой лягушонок! Воробышек обмороженный, не забывай про меня старую, пока жива…
— Хорошо, бабульчик! Отпрошусь к тебе дня на три и обязательно приеду! — пообещала Анне.
Она и впрямь вскоре приехала в Сосновку. Бабка долго расспрашивала внучку о городской жизни, о работе и людях, с какими Юлька постоянно общалась.
— Что ж ты так скучно бедуешь? Средь народа живешь, а друзей не завела? Нешто все плохие вокруг? Этого никогда не было. К себе присмотрись, милая. В самой что-то не так, — говорила женщина.
— Баб, ну все мы разные. Не могу я дружить на одну ночь с мужиками, чтоб потом меня обсуждали как других.
— Ох, Юлька, смотри, останешься в старых девах, одинокая жизнь не мед. Ни помощи, ни поддержки ниоткуда не увидишь. Ведь и я, и Боря не вечные! С кем в свете останешься, девка ты моя! Хочь бы дитенка себе родила, чтоб в старости поддержкой был.
— Бабуль! Сама, считай, всю жизнь одна прожила. Чего ж человека не нашла?
— У меня Боренька имелся. Как бы я его родимого отчимом забидела? Для сына жила!
— И много он тебя поддерживал? Всю жизнь ему помогала, тянулась из последних сил, — напомнила бабке.
— Я от него ничего не ждала. Под сердцем растила. Помогают кони, их удел такой. А детей для сердца, в радость рожаем.
— Много он тебя радовал? Сколько слез из-за него пролила? Я все помню…
— Юлька, глупышка моя! Ревем из страха за детей. Потому что любим. А коль любим — радуемся! А этого тож хватало. Отец хорошо учился, уважительным, ласковым рос, не хулиганил, никому не досаждал.
— Баб, хоть мне не говори, каким послушным рос отец! Сосновцы до сих пор вздрагивают, вспоминая его розовое детство. Всякое было. Но для тебя он сын, потому, самый хороший.
— Да! И вырос человеком. Работает, не пьянствует, не ворует, семью содержит. Никто про него плохого слова не скажет.
— Баб! Обо мне тоже не базарят в городе. И только ты всегда ругаешься. И зачем звала?
— А я и не говорю, что ты плохая. Но так хочется, чтоб ты еще и счастливой была.
— Бабуль! Отец уже давно самостоятельным стал. Почему же ты и теперь одна? Или тоже принца ждешь, заковырялась в мужиках? Я никогда не поверю, что тебе никто не предлагался. Но чего ты отказываешь? Иль не надоело одиночество? Завела б деда! Все веселей жила бы!
— Чур меня! Чур! — замахала руками бабка, словно отгоняя чертей. Юлька звонко хохотала:
— Чего так испугалась?
— На что морока в мои годы? Иль стану голову глумить каким-то придурком? Да разве средь нынешних одиноких стариков есть путевые? Своих старух сжили со свету, а теперь пьянствуют вольготно. Вон, ко мне не так давно Корней наведался. Я ж думала, что захворал. Он же мне совместное житье предложил. Свое все пропил опосля смерти бабки, решил к моему хозяйству подобраться.
Читать дальше