Эльмира Нетесова - Я обязательно вернусь

— А скажи-ка мне, как работалось в больнице? Почему тебя, молодую, сократили, как вовсе негодную? Такое без причин не случается. Сознайся по совести, где промахнулась?

— Бабуль, да ни в чем не виновата. Просто больные наши сдвинутые пошли, сплошные отморозки, придурки! Они думают, что если попали на лечение, мы их на руках должны носить, вот и вылупалась всякая нечисть, доставала до печенок так, что мало не казалось! — присела Юлька рядом.

— А как это доставали? Кто?

— Хо! Вот привезли в отделение старую каргу. Ей уже за восемь десятков перевалило. Совсем плесенью покрылась гнилая кадушка. Ничего не видела и не слышала. От радикулита всю скорчило. Ни ногами, ни руками не шевелила. Врач уколы ее назначил, конечно, обезболивающие. Я сделала укол бабке в задницу. А на обходе она пожаловалась врачу, что не сделала тот укол, а лекарство ее продала больному из другой палаты. Я услышала и озверела от брехни. Как схватила ту гнилушку, перевернула кверху жопой и показала врачу свежий след от укола. Еще дырка от иглы не затянулась. Врач глянул и давай уговаривать, убеждать ту жабу Хорошо другие больные палаты вступились. А то попробуй, докажи что не сволочь! Я ее в окно чуть не выкинула. Тогда уже меня врач стал успокаивать. Эта же кикимора не извинилась. А ведь мне надо предписание врача выполнять. Но как, если глаза на нее не смотрели. Так вот, если тот первый укол она не почувствовала, я ее пожалела, то от следующих бабка потолок зубами доставала. Заставила каждую процедуру помнить как родное имя! Нет, ты только представь, что придумала лысая мандолина! — кипела Юлька.

Анна невольно рассмеялась над незнакомой бранью.

— Кто знал, что эта лоханка — мамаша прокурора юрода? Я в глаза его не знала и не видела. Но представь, через три дня та же старуха накапала врачу, будто я у нее ворую жратву из тумбочки, какую приносят сын и невестка. Но в этот раз брехала без меня. Конечно, ей поверили, а меня «на ковер» выволокли в ординаторскую и вставили «клизму с битым стеклом". До истерики довели, спроси за что? Я ни к чьей тумбочке не прикасалась. Даже когда угощали, отказывалась и не брала. Но докажи врачам невиновность? Мне они не поверили. И получила выговор. Будь виноватой, не было б обидно, — сжала кулаки Юлька:

Та бабка с месяц у нас лечилась. Я, как праздника ждала, когда ее выпишут. Так эта стерва, уходя, сказала, будто сотовый телефон пропал, и снова кивнула на меня. Поверишь, всю как есть наизнанку вывернули. Сумку обшарили, даже сапоги, и это при всех. Конечно, ничего не нашли. Но я со стыда сгорала. За что такой позор?

— Нашли тот телефон?

— Сыскали у нее под матрацем. Сама там прятала. Но и тогда не извинилась, и врачи, будто ничего не произошло, молча ушли в ординаторскую. Я до вечера ревела. Только наша санитарка подошла. И сказала:

— Забей на всех! Не то загремишь, как та старуха, в палату на лечение. Себя береги!

А тут дедочка принесли в отделение. Он тоже из лежачих. Я ему судно поставила, а старик мимо налудил, опять меня обвинили, дескать, сунула не глядя. Вовсе никакого внимания ему не уделяю. Меня снова упреками засыпали. И даже то, что он в исподние навалил, снова оказалась виноватой. Он же набрехал, что кто-то стащил из тумбочки пакет кефира. И опять трясли мою сумку. Не отыскали. Проверили всех. Нашли у санитарки. Ну, что тут было! Старик развонялся, мол, в Москву на нашу больницу жалобу сочинит, будто его, ветерана войны, вконец обобрали. Что плохо лечим и не обращаем внимание на больных. Ну, а я его послала на третий этаж без остановки. И сказала, что его ни к нам, а в психушку стоило отправить. Он меня вконец достал. Так тот, хорек немытый, пытался по морде дать за это, да руки подвели, не достали. Зато сукой назвал. Тут я ему звезданула слегка. Конечно не в полную силу. Иначе вбила б ему протезные зубы в самую задницу. Ну, не могла терпеть бесконечное хамство. Так тот гнойник на меня такую кляузу нарисовал, что из военкомата возникали. Я им все рассказала, как было. Покрутили головами, поморщились, извинились и долго говорили с тем стариком. Уж видно хорошо вставили «мухомору», до самой выписки ни на кого не наезжал и не грузил мозги.

— Но почему все на тебя валили? — спросила Анна Юльку.

— Баб! За меня вступиться было некому, вот и отрывались все кому ни лень. У других мужья и родня не дадут в обиду, а я кто? Вот у той санитарки, какая кефир стащила, сын в милиции работает. Он как пришел в ординаторскую, перед ним все на задние лапы вскочили. Кому охота с ментом брехаться? Он любого достанет за жабры!