За неделю болезни они поговорили обо всем. Свыклись и сдружились. Спиридон иногда даже засыпал на диване у Анны. Клава откровенно радовалась их дружбе. Ведь вот сколько лет жили рядом не знаясь. Может, не случись той болезни, и не приметили бы друг друга. А тут, уже телевизор рядом сидя смотрят, за одним столом едят и ведут нескончаемые разговоры. За всю жизнь ни с кем столько не разговаривали и не знали, как много общего меж ними.
Ожили эти двое. Про любовь не говорят, она у них в глазах теплыми звездами светится. В каждом слове слышится. Им теперь жить хочется. Вон как улыбаются друг другу…
Кто сказал, что в этом возрасте любви не бывает, тот слепец, пропустивший жизнь. Счастье не спрашивает возраст, не говорит, когда придет к людям и согреет их души. Оно само определяет время. Важно, что не прожил человек с холодным сердцем в одиночестве. И его не обошла радость.
Они ни о чем не договаривались. Они просто не захотели разлучаться, да так и остались вместе на удивление всей Сосновке. И не скрывали, не прятали от деревенских, что счастливы. Что им до людской молвы, онемевшей от удивленья у ворот? Жаль, что внучка перебила, не дала рассказать о новости. Отгородилась похоронами матери, занятостью и даже не спросила, не поинтересовалась, как живет сама Анна, посчитав, что ничего нового не услышит о жизни бабки. Борис уже с месяц не звонил, у него болел сын, были и другие заботы, о матери даже вспомнить не получалось. Анна всех понимала, не обижалась и прощала. У каждого шла своя жизнь.
Анна теперь готовила из Клавы знахарку. Та все перенимала быстро и охотно. Лишь с одним была проблема, не верила девка ни в кого. И даже молиться не умела. Пришлось учить, объяснять, но как втолкуешь взрослому человеку то, что вкладывают в душу с детства?
— Ну, как поверю иль полюблю, кого никогда в глаза не видела? — спрашивала Клава Анну о Господе.
— Давно ли ребенка нам приносили? Весь помороженный. Пьяная бабка про него забыла, вывезла во двор подышать свежим воздухом, сама в избу воротилась и уснула. Дитенок три часа орал, пока мать с дойки не вернулась. Ребенок уже хрипел, весь как есть ледышкой стал. Температура за сорок, дышать не мог, все отказало. Ни руки, ни ноги не двигались. Глаза и те умирали.
— Помню, мне тоже было жаль пацанчика, — призналась Клавдия и продолжила:
— По правде говоря, я не верила, что он выживет. Совсем помирал малыш. Уже синим стал.
— Помнишь, его молитва оживила. Я к Спасителю обратилась, к его образу мальца принесла, свечу поставила. Гляжу, к концу молитвы ребенок глазенки хорошо открыл, увидел Господь дите и дал ему спасение. Ожил, теперь уж и забыл, что было с ним.
А ведь я знаю, кому тот малыш жизнью обязан. И ты видела…
— Да, все помню! Но Господь ли спас?
— Кто ж еще? Постыдись сомнений своих.
— Не ругайся! Может, сама увижу чудо. Говорят, они случаются иногда. Может, и мне повезет, — сказала робко.
— Иль человек тебе приглянулся? — спросила Анна.
— Нет. Я не о замужестве. Да и нет в деревне человека, какой бы мне понравился. Всем им одно и тоже подавай: водку и баб. Все мои подружки и сестра голосят от своих мужиков каждый день. Возьми ту же Верку Зайцеву, почему ребенка скинула на шестом месяце?
— Сказала мне, что выварку на печку с пола подняла, а через пяток минут воды отошли. Тут сама понимаешь, спасать уже некого, — вздохнула Анна.
— Соврала она тебе, мне совсем другое сказала. Мужик пьяный пришел с работы. Она ругаться стала. Он вломил, не видя ничего, забыл, что баба беременная. Сунул мордой в угол, чтоб не обзывала грязно, Верка пузом влипла. Даже почувствовала, что ребенок хрустнул и затих. А вскоре выкидыш. Мальчишка был. Мужик даже не понял, что натворил. Ну, Верка от него ушла на третий день. И как ты думаешь? Тот Зайцев через неделю другую привел. Даже не извинился, не подумал помириться. И таких зайцев, кролов и козлов полная деревня. В других такие же отморозки и полудурки. Чтоб я свою жизнь вот так поганила? Да ни за что! Не хочу замуж! Вон ты сама, сколько лет одна прожила и ничего!
— У меня Боря и внучка есть!
— Много их тут видели! Где они? А ты одна была. Что за радость от таких детей? Сама себя обманывала. А я не хочу! Буду людей исцелять, если Бог даст. И тою радостью жить стану, что кому-то здоровье, другому — жизнь сберегу. Как пчелы, собирают мед, не спрашивая кто его есть станет, кому он пойдет, плохому или хорошему человеку. Они работают, не зная ни удовольствий, ни праздников, ни выходных. Для нас живут. И не жалуются на свою долю. Почему человек так не может, без просьб, без денег помогать многим и любить всех одинаково? Неужели мы глупее или слабее их? Ты сама мне говорила: учись жить у природы, и никогда не ошибешься. Я тебе поверила еще тогда — в детстве. И живу, как ты советовала и учила. Ведь ошибки, как болезни, не все можно вылечить, исправить.
Читать дальше