Абд ар-Рахман аш-Шаркави - Феллах

— Каирские газеты даже не всегда доходят до нас, — перебил его Хиляль. — Они думают прежде всего о самих каирцах, о нас иногда только вспоминают. А почему бы не издавать газеты специально для нас, для феллахов?

— Не обязательно феллахам иметь свою газету, — возразил Салем. — Просто нужно, чтобы в каждой газете были наши люди, выходцы из феллахов, которые знают деревню, понимают ее нужды. Ведь феллахи составляют большинство населения. И дел, и забот у них хоть отбавляй. И вопросов у них тоже много, Они хотели бы получить на все толковые и вразумительные ответы. А разве может феллах разобраться в том море красивых, но непонятных слов, которые печатают газеты? Там и утонуть недолго. Я все собираюсь написать в газету письмо и изложить свои мысли, так сказать, мнение феллахов о том, какими должны быть газеты. Пусть они пишут больше о социализме, о деревне, о думах и заботах простого феллаха. Газета должна писать о вещах, которые нас интересуют, которые нам полезно знать, а не о том, что забавляет бывших беев и развлекает городских бездельников. Мы хотим черпать из газет знания, следить, как продвигается революция, как идет строительство социализма, чего мы добились и что еще предстоит нам сделать. Надо, чтобы они писали правду, только одну правду, и простыми, понятными для нас словами. Чтобы помогали нам раскрыть смысл всего, что происходит в стране и во всем мире. Вот тогда никто не будет говорить, что в газете одни только слова…

— Э-э, куда тебя, брат, занесло! — остановил его Хиляль. — Это ты уже затянул новую песню. А нам нужно пока, чтобы наши слова не остались только одними словами. Другими делами мы займемся после того, как вернутся домой Абдель-Азим и Абдель-Максуд… Иншалла, а вдруг они уже вернулись?

Такой надеждой тешили себя феллахи на обратном пути. Но эта надежда не оправдалась. Учитель и Абдель-Азим так и не вернулись. И все-таки деревня засыпала в эту ночь с верой, что утро развеет страхи и опасения за судьбу пропавших без вести односельчан. Недаром говорят, утро вечера мудренее. И люди в тревожном полусне дожидались нового утра.

И это утро наступило. В томительном ожидании прошел весь день, а за ним — еще одна ночь, сменившаяся новым, еще более безрадостным утром. Теперь ни у кого уже не оставалось сомнений — Абдель-Максуда и Абдель-Азима посадили в тюрьму. Но беда, говорят, не приходит одна. Вслед за ними через два дня арестовали Салема и сторожа Хиляля. Салема взяли потому, что этого потребовал приезжий бей. А Хиляля — за то, что он отказался выполнить приказ об аресте Салема. Теперь их посадили обоих.

Страх и уныние охватили деревню. В глазах каждого можно было прочесть растерянность и недоумение. За что городские власти могли арестовать Абдель-Максуда и Абдель-Азима? Этот вопрос, казалось, застыл в глазах каждого, с кем я встречался в деревне. Я слышал его в громких причитаниях женщин и в сдерживаемых всхлипываниях родных и близких. Но я не в силах был на него ответить. Не знаю, так ли просто было дать хоть какой-нибудь вразумительный ответ жителям моей деревни, глядя в их недоуменные и испуганные глаза, наполненные невыплаканными слезами. Думаю, что нет.

Прошло три дня… И каждый из этих дней, каждый час, каждая минута тянулись в мучительном ожидании ответа на вопросы, которые жили в сердцах моих земляков. При встрече с ними я отводил глаза, не зная, что сказать, чем помочь, как успокоить. Меня самого терзали и мучили те же вопросы. Что случилось с Абдель-Максудом и Абдель-Азимом? Куда они исчезли? Неужели их в самом деле посадили за решетку? За что, за какие преступления? Ведь они не сделали людям ничего дурного. Напротив, желали им только добра. Добивались справедливости. Ради этого они и отправились в город. Они ушли туда, чтобы защитить законность. Ушли и не вернулись. Как не вернулись Салем и Хиляль. Что с ними сейчас? Неужели они валяются на каменном полу в холодной камере той самой городской тюрьмы, куда бросали феллахов за неповиновение эмиру? А вдруг их подвергают допросам, унижая человеческое достоинство, как это умели делать в черные дни королевской власти? Что станет теперь с их надеждами, с их идеалами, в которые они верили и которые готовы были отстаивать любой ценой? Ведь даже в старые времена местные власти не решались трогать Абдель-Максуда или Абдель-Азима. Никогда не сидел в тюрьме и сторож Хиляль. А о Салеме и говорить не приходится! Давно ли он был ребенком, постоянно мечтавшим о куске хлеба; играя, он лепил из глины маленькие лепешки и украдкой от матери лизал языком, пробуя, какие они на вкус…