Абд ар-Рахман аш-Шаркави - Феллах

А Салем сразу направился домой. Он так стремительно бежал, что чуть было не сшиб шейха Талбу, который куда-то направлялся с Тафидой, перебирая, как всегда, в руке четки.

— Ты чего несешься как угорелый? Шайтаны за тобой гонятся, что ли? — закричал на него шейх, замахиваясь палкой. — И как это ты умудряешься сразу быть в двух местах: и в каталажке, и на улице? Я слышал, тебя посадили под арест по приказу бея из Каира, а ты бегаешь по деревне, как тот кобель, сорвавшийся с цепи. Видно, плохо тебя привязали.

— А почему меня должны привязывать? Я ничего не крал и никого не убил. И кто бы ни был этот ваш бей, он не имеет права сажать под арест ни в чем не повинных людей. Ведь это же грех, не правда ли, уважаемый шейх? А как вы чувствуете себя, уважаемый шейх? Рад видеть вас в добром здравии… Здравствуй, Тафида. Как ты поживаешь? — словно бы ненароком поинтересовался Салем.

— А тебе какое дело до того, как она поживает? Катись своей дорогой! — обрезал его шейх и, повернувшись к нему спиной, двинулся дальше.

Но Салем и Тафида остались на месте. На мгновение их взгляды встретились и они позабыли обо всем. Увидев Салема на свободе, Тафида даже не пыталась скрыть своей радости, она покраснела. В ее глазах заиграли искорки. Лицо ее озарила счастливая улыбка.

«Значит, это неправда, тебя не арестовали? Как я рада!» — хотела она кричать. Счастливая улыбка не сходила с ее лица, которое от этого казалось еще более красивым. Салем не в силах был оторвать от нее влюбленных глаз. Девушка, поймав этот взгляд, потупилась, потом посмотрела на стройные пальмы, будто трепетавшие в багряном мареве солнечного заката, и почему-то вздохнула.

— Ты так мне и не ответила, Тафида… Как ты все-таки поживаешь? — не зная, что сказать, повторил свой вопрос Салем.

Шейх Талба, услышав голос Салема, обернулся и, к своему ужасу, обнаружил, что Тафида и Салем стоят друг против друга посреди улицы и не спешат, судя по всему, расходиться.

— Ну, чего стоишь да еще уставился на мою дочь? — закричал шейх, возвращаясь назад. — Кто тебе дал право заговаривать с ней на улице? Ишь, бесстыдник, пристал к девушке. Тебя интересует, как она поживает? Я вот тебе сейчас покажу, как она поживает!

И шейх Талба набросился на Салема, своей тростью он довольно чувствительно охаживал его то по спине, то по плечам, то по затылку.

Салем со смехом увертывался от ударов и, почесывая побитые места, взмолился:

— Ну чем я провинился перед аллахом, что каждый норовит меня отлупить? Хоть бы вы, благородный шейх, сжалились надо мной. Я же не маленький, чтобы меня тростью наказывать. Да и маленьких теперь так не наказывают. А что я сделал плохого? Если вам уж так хочется, можете меня побить, только я и тогда буду поступать так, как хочу. И вы должны уважить мое желание. Чем я не жених Тафиде? У меня даже есть два феддана лучшей в деревне земли. Ну, чем я не жених! Чем не пара Тафиде?

Заметив, что шейх снова поднял трость, Салем отпрыгнул в сторону и со смехом бросился бежать, помахав на прощанье Тафиде.

Девушка, чуть прикрыв лицо рукой, смотрела ему вслед, мысленно посылая беззлобные упреки: «Эх ты, трусишка, испугался отцовской трости! А кто же меня будет защищать?»

Шейх Талба дернул Тафиду за руку и зашагал дальше, бормоча себе под нос:

— Уважить его желание! Ишь, чего захотел! Я тебя так уважу, долго потом помнить будешь. Тоже мне, жених нашелся! Я вот поженихаю тебя с палкой!

— Ну, папа! — попыталась урезонить его Тафида. — Как тебе не стыдно такие вещи говорить!

— А ты помалкивай! Не тебе меня стыдить. Постеснялась бы так вести себя на улице. И чтоб не смела больше с ним разговаривать!

— Хорошо, папа, — сказала она упавшим голосом.

Шейх Талба некоторое время шел, думая о чем-то своем. Потом вдруг остановился и сказал:

— Надо бы повидать Абдель-Азима. Сбегай к нему, узнай, дома ли.

Но, сообразив, очевидно, что по дороге к Абдель-Азиму Тафида может снова встретиться с Салемом, поскольку их дома рядом, изменил свое решение.

— Нет, пожалуй, сначала лучше встретиться с Абдель-Максудом. От него больше толку. Надо узнать, с чем они вернулись из города. Загляни к нему и, если он дома, скажи, чтобы приходил в мечеть на вечернюю молитву. И Абдель-Азима пусть с собой захватит. А то они совсем позабыли туда дорогу. Приходят только по пятницам, да и то не всегда. Особенно этот Абдель-Азим. Правда, теперь он стал чаще захаживать — специально, чтобы послушать крамольные речи Абдель-Максуда. Два сапога пара!.. Э, постой, дочка! Не надо ходить ни к тому, ни к другому… Пойдем своей дорогой. Утро вечера, говорят, мудренее. Завтра все прояснится. Они ушли в город, никому ничего не сказав. Подождем, с чем-то они вернутся. Наверняка с пустыми руками. Чего, спрашивается, лезут на рожон? Зачем мутят воду? Характер свой хотят показать? Или правду найти? Напрасные хлопоты! Плетью обуха не перешибешь. Все так и останется, как предначертано аллахом. Ничего не изменишь. Земля одна, и люди должны быть едины. Жить, как братья, тихо, мирно. Зачем ссориться, строить козни друг против друга?.. Каждый человек должен знать свое место. Вот возьми, к примеру, Салема. Штаны в дырках, а тоже лезет женихаться. Останавливает на улице порядочную девушку и на глазах ее отца заговаривает с ней, да еще не моргнув глазом требует, чтобы я уважил его желание. Каков наглец! Чем, говорит, я не жених. У него, видишь ли, два феддана лучшей в деревне земли. Да откуда они у него? Может, и были да теперь уже сплыли. Камни только и остались, а землица к Ризку перешла. Растяпа, проморгал землю. Ищи-свищи ветра в поле. Жаловаться пришел на уполномоченного — и к кому? К Ризку! Нет чтобы упасть ему в ноги и попросить как следует. Так он заупрямился, характер свой стал проявлять. Как будто бы язык у него отсох, если бы назвал Ризка беем. Ну что ему стоило уважить Ризка? И шкуру свою сберег бы, и землю, может, обратно получил. Нет, обидел, видно, его аллах, обделил разумом.