Абд ар-Рахман аш-Шаркави - Феллах

— Ну как, брат мой, ты съездил в Каир? — с насмешкой спросил он Абдель-Азима. — Повидал министра? Наверное, легче лису вытащить за хвост из норы, чем добиться приема у министра. Ну ничего, не расстраивайся. Слава аллаху, хоть благополучно домой вернулся.

— А мне что? Волею аллаха, все уладилось. Сегодня вечером встретимся на заседании комитета — там расскажу все по порядку… Милости прошу ко мне домой на чашечку кофе. — Абдель-Азим попытался было кончить неприятную для него беседу.

— Все-таки не понимаю, зачем понадобилось ехать в Каир? И почему именно тебе? Ведь есть же у нас человек, который отвечает за проведение реформы — вот пусть бы он и ехал. Но он почему-то предпочел кабинету министра дом Ризк-бея. Целыми днями от него не выходит. Можешь сам убедиться. Спрашивается, что он там забыл? В его положении лучше было бы найти другое место для приятного времяпрепровождения. Да и подарки Тафиде, дочери нашего шейха Талбы, не к чему делать за счет кооператива. Сегодня он вручил ей целую корзину апельсинов из кооперативного сада. Он давно на нее заглядывается. Правда, шейх Талба не очень благоволит к нему. Они вот уже сколько лет между собой враждуют. Но нам до этого дела мало. И тот и другой — люди нужные. Шейх почти задаром читает нам Коран, и мы его должны уважать.

— Да, ты знаешь, кого надо уважать, Тауфик, — засмеялся Абдель-Азим. — Недаром ты, воспользовавшись реформой, прирезал себе феддан земли. Всем известно, что ты получил его незаконно. Но дело сделано, все шито-крыто. Ты не забываешь угодить и Ризк-бею. Это ты распорядился послать кооперативный трактор на его поле? Ну конечно, как же не уважить бея? А кстати, до каких пор он будет беем? Ведь этот титул в стране вообще отменили! И непонятно, почему кооператив должен оплачивать трактор, который работает только на одного Ризка, на нашего достопочтенного бея? Ну ладно, это долгий разговор. А на чашечку кофе — всегда милости прошу, господин Тауфик!..

Так это оказывается Тауфик, сын Хасанейна! Как я мог его узнать, если не встречался с ним по крайней мере лет двадцать, а то и больше? Отец Тауфика был ужасный скряга. О том, что он богат, можно было только догадываться. Всяких слухов о нем ходило очень много. Говорили, что он когда-то нашел в земле кувшин, до краев наполненный золотыми монетами. Может, это был зарытый кем-то клад, а может, и его собственные деньги. Его жадность была общеизвестна. О ней в деревне рассказывали много забавных историй, которые передавались из уст в уста, превращаясь в анекдоты. Сам я его никогда в глаза не видел. Даже имени его не помнил. Да его никто и не называл по имени. Всем он был известен как ростовщик. Это было нечто вроде прозвища. Даже после смерти старались не упоминать его имени. И Тауфика чаще называли не по имени, а просто сын ростовщика, будто отец его и на том свете продолжал заниматься своим грязным делом (при жизни он ссужал деньги под большой процент всем, даже родным братьям). И сколько денег он ни вынимал из своего кувшина, их не становилось меньше, а, наоборот, прибавлялось. Через короткое время он сумел сколотить такую сумму, которой хватило на постройку огромного дома. Так как первая жена никак не могла родить ему наследника, он привез из Каира вторую жену — маленькую голубоглазую толстушку с огненно-рыжими волосами. В его доме снимал комнату один офицер из полицейского участка. Скоро даже до нас, малышей, стали доходить слухи о шашнях этого офицера с рыжей толстушкой, которую все почему-то называли не иначе как «красотка Хасанейна». Когда же она родила Хасанейну сына, ее стали величать в деревне более почтительно — Умм Тауфик [8] Дословно — мать Тауфика. Как и в других арабских странах, в Египте замужнюю женщину принято называть именем первого сына. . Офицера вскоре перевели в другое место. А через несколько дней после этого вдруг куда-то бесследно исчезла и Умм Тауфик. Она без сожаления оставила и большой дом, и богатство мужа, и годовалого ребенка, но не забыла прихватить с собой заветный кувшин с золотыми монетами. Хасанейн долго не находил себе места. Рычал, как зверь, вопил на весь дом, причитал, плакал, царапал лицо ногтями до крови, как это делают деревенские женщины, когда хоронят кого-то из близких. Старик совсем обезумел. Так, никуда не выходя из дома, с грехом пополам протянул он года два и наконец умер. Куда делась Умм Тауфик, никому не было известно. Одни говорили, что она удрала к офицеру. Другие утверждали, что она просто-напросто ограбила Хасанейна и, пустив в оборот украденные деньги, содержит в Каире на площади Эзбекия какое-то увеселительное заведение. Много высказывалось всяких предположений и догадок. И каждому новому варианту люди склонны были поверить, тем более что все они казались правдоподобными, если послушать россказни первой жены Хасанейна. От нее люди узнали множество подробностей семейной жизни ростовщика. Когда он привел в дом рыжую толстушку, первая жена натерпелась немало унижений: он и оскорблял ее, и поносил, и бил. Вторая жена годилась первой в дочери. Она была по меньшей мере лет на сорок моложе своего мужа. Несмотря на такую разницу в возрасте, она все же родила ему сына. Правда, шейх Талба был уверен, что отец ребенка вовсе на Хасанейн, а чуть ли не сам шайтан, который и подбил ее на бегство. А все потому, что Хасанейн не прислушивался к советам шейха и отказался делать щедрые приношения в день праздника святого Масуда. Послушался бы он шейха Талбу, ничего этого не случилось бы. Пожалел денег для дел аллаха, вот теперь они и достались шайтану. Шейх Талба клянется, что у него есть веские доказательства греховных связей Умм Тауфик с шайтаном, но он не решается их представить, ибо опасается злых козней шайтана. Тот и так старается навредить шейху чем только может и причиняет ему страдания, если не прямо, то косвенно, хотя бы через его дочь Тафиду. Все насмешки и намеки, которые ему приходилось слышать в связи с тем, что за Тафидой увивается уполномоченный по делам реформы, — тоже проявление козней шайтана, который никак не может ему простить, что он все-таки раскрыл людям его тайну.