Дмитрий Тростников - Знаменитость

— Ты прикинь перспективу! — толкнула меня под столом Старкова. И в ее глазах мелькнули чертики.

Не могу сказать, что я сам слушал все эти сказочные выкладки равнодушно. Я и раньше, по собственной инициативе уже представлял, что южные курорты — это, возможно, главный рынок сбыта музыки юморного подпольного жанра. Но не догадывался, чтобы настолько. Если, конечно, наш новый жизнерадостный знакомый привирал в разумных пределах, а не как сивый мерин.

— И я сказал себе — Рудик! Тот, кто сейчас успеет быстро обернуться и выбросить на этот огромный рынок новый качественный концерт «блатняка», — просто озолотится! Но для этого же нужен исполнитель с громким именем!.. Конечно, в Одессе всегда был Сорокин, в Киеве — Гриша Барбер — но это же все на любителя — не тот уровень. Нужен Алеша Козырный — его воспринимают все. И вот я в разгар «бархатного сезона» уже неделю торчу в столице нашей Родины, городе-герое Москве и за Алешу я слышу только какие-то «мансы»: Фигаро здесь — Фигаро там!

Мы со Старковой только грустно посмотрели друг на друга. Тем более, что еще десять минут на кухне и я опаздывал на дневной поезд.

— Через два часа там следующий поезд есть, — словно вычислив мои мысли, предупредила Старкова.

— А вы, наверное, тот самый молодой человек, который был с Алешей на воровской сходке? — догадался Рудик. — Наши одесские авторитеты тоже присутствовали у Тимура. А у нас в городе все друг друга знают, так шо мне за вас говорили. И о том, шо вы на Алешу имеете влияние и что у вас неприятности с этим Бесом. Кстати, наши тоже его на дух не переносят, только никто прищучить не может…

— Да уж, влияние на Алешу, — криво усмехнулся я. Конечно, немного польстило, что обо мне уже кто-то наслышан, как о человеке, имеющем влияние. Но я честно рассказал одесскому гостю о том, каков нынешний уровень наших отношений с Алешей. Много слов не потребовалось. Лев Евгеньевич все схватывал налету.

— Прискорбно, прискорбно, — покачал он головой.

— И вы учтите еще вот что — предупредил я. — Вы учтите, что Алеша устал петь одно и то же. Он не хочет уже петь блат. А из-под палки — все насмарку. Я уже видел в Питере, как он одну запись вот так запорол.

— Господи! Никто и не собирается его неволить! — замахал руками одесский продюсер. — Не хочет петь чистый блат — и ради бога. Границы жанра ведь очень широкие. Например, песня «Поеду я в город Анапу, куплю себе черную шляпу», — она ведь не блатная. Этакий городской романс. Но у отдыхающих имеет огромный успех! Как считаете, он такое может спеть?

— Алеша все может спеть, когда не кобенится, — приподняла брови Старкова.

Но, несмотря на замечательное взаимопонимание с нашим новым одесским знакомым и невзирая на моментально возникшую симпатию, — помочь мы ему ничем не могли. Получалось, что он приехал зря и уже понимал это. Чай был допит. Все, что могло быть сказано, — прозвучало.

Но, прежде чем откланяться, уже в прихожей Рудик все-таки сделал последнюю попытку.

— Зайчики мои! — обратился он к нам уже как к родным. — Если все-таки на горизонте возникнет наша «гордость и легенда» — наладьте его в Одессу, я вас умоляю! И сами приезжайте! Милости просим! — гостеприимно развел руками Лев Евгеньевич. — Сережа, если ты хотел с Алешей своё записать — так вместе у нас и запишем! А прибыль по-братски поделим? У нас такого не водится, чтобы кому-то работать мешать! Только отправьте его до Одессы-мамы. Сам я сегодня уеду, но еще две недели у меня роскошный блат за билеты на Киевском вокзале остается. Надо только обратиться в восьмую кассу, сказать, что от Льва Евгеньевича — и вам мигом оформят билеты по первому классу. Как сыр в масле кататься будете!..

Это он уже выкрикнул в последнее мгновение, прежде, чем двери лифта автоматически закрылись и кабина повезла толстяка вниз.

— Забавный дядька! — улыбнулась Старкова, когда мы с ней вдвоем вернулись в комнату.

За окном слышался обычный летний дворовый шум. Покрикивали дети, невнятно гудел поток машин на соседней улице. Где-то у соседей, этажом ниже громко бормотал телевизор.

— Не передумаешь? — поинтересовалась Старкова. — Смотри, какая возможность с неба сама свалилась! Его надо только подождать — сам объявится — никуда не денется. Еще приползет. А ты бы пожил у меня еще недельку? — смутившись, пробубнила она.

Я промолчал. Надо было скорее выходить, чтобы не опоздать и на следующий ленинградский поезд.

— Ну, раз тебя не уговорить, провожу тебя до перрона, да и все, — порывисто встала она и направилась в прихожую.