Дмитрий Тростников - Знаменитость

Но в этот момент из комнаты послышался громкий стук падающих предметов и злой резкий женский шепот. Отшитый Алеша, недовольно бормоча, приковылял обратно.

— Облом! — объявил он шепотом. Высунулся в окно, затягиваясь сигаретой. — Студент, ты пердеть не надумаешь? Не вздумай! — предупредил он.

— Пошел ты! — грубо отозвался я.

И я вдруг признался себе, насколько мне радостно, что Маша ему не дала. Причем это не было мелким злорадством завистника. Это была чистая радость, как глоток свежего воздуха в кухонной духоте. Только что испытанная неприязнь к Алеше моментально испарилась. Все подтверждается. И, значит, все-таки не так все просто с этими взглядами там, на кухне. Хотя ни одного слова не было сказано, только глаза. И вообще все не зря!

— Сережа! Я возьму бутыляку и пойду спать в ванну, — предупредил Алеша Козырный. — Я часто так делаю. Залезу в теплую ванну, беру стакан вина и кайфую. Сток в ванне пяткой заткну. И сплю. Когда вода до носа доходит — я просыпаюсь, дырочку открываю, спущу немного воды и дальше сплю. Милое дело!

Последних слов я уже не слышал, потому что уснул.

— Никакой он не вор в законе! Шакал гнилой! Ничего святого у него нет. Злость и нож, — вот и все, что у него есть!

Дато «Южный» проговорил эту тираду, нахмурившись, медленно, взвешивая слова. Но в каждой интонации сквозила такая неприязнь к Бесу, что было ясно — мы обратились по адресу.

Выглядел грузинский авторитет немолодо. Впрочем, его вполне могла старить обширная лысина, почти как у Ленина. Кавказские мужчины зачастую выглядят старше своих лет. Так что Дато вполне могло быть лет тридцать, а могло и все сорок пять. По-русски он говорил с грузинским акцентом, но правильно и свободно. Одет был в щеголеватый пиджак из мягкой черной кожи, невзирая на теплую погоду. На ногах авторитета были черные остроносые туфли на высоком скошенном каблуке. На пальце — золотой перстень с каким-то массивным камнем. Он бы ничем особенно не выделялся в кругу обеспеченных грузин, давно обосновавшихся на рынках обеих столиц. Если бы не второй его спутник. Этот здоровяк был заметно моложе и на целую голову выше своего шефа. Он только молчал, а трехдневная щетина придавала его лицу дополнительную суровую угрюмость.

— Телохранитель, — шепотом отметил Алеша, кивнув на второго грузина, когда Дато отвернулся.

Грузины обменялись парой непонятных фраз на своем языке.

— Садитесь в машину, — скомандовал нам Дато. — Со мной будете. Поговорим с авторитетными людьми о вашей проблеме.

Как только мы с Алешей забрались на заднее сиденье черной «Волги», певец немедленно спросил:

— Дато, а Бес круче тебя в вашей воровской табели о рангах?

Я не успел и глазом моргнуть, как он такое ляпнул! Причем на лице Алеши было написано такое невинное детское любопытство, словно он сам не понимал, что играет с огнем.

Дато ответил не сразу. Он долго смотрел на дорогу, видимо, подбирая слова. А Алеша Козырный не унимался.

— Я просто спросил: может ты у себя в Грузии вор в законе, а в Москве Бес главнее?

Я поддал ему локтем в бок, от всей души. Дело в том, что утром Алеша, проспавший всю ночь в ванне (и едва не затопивший нижних соседей), на полчаса куда-то исчез. И, видимо, успел где-то хватануть. Потому сейчас был подозрительно бодр и бравировал смелостью.

— Не бывает, уважаемый, так, что один вор хуже, другой — лучше. Коронованный вор — его слово — закон, — авторитетно растолковал Дато, как бы пропустив мимо ушей Алешину дерзость. — А Бес — он не настоящий авторитет. Он — мокрушник. Режет направо и налево. А по понятиям, как мокрушник законником считаться может? Весь его авторитет только на страхе держится. Не на уважении. Нет в нем справедливости, генацвале…

Водитель-телохранитель даже цокнул языком и вполголоса произнес какую-то гортанную фразу.

— Многие не уважают и не признают кровавый его авторитет. А Бес понимает — все это видят. И ему хочется доказать, пригнуть людей, волю свою навязать. Потому что сам боится. Когда все люди поймут, что не настоящий его авторитет — плохо будет…

— Боятся, значит, уважают, — с хмельным упрямством заявил Алеша.

— Много говоришь, уважаемый, — неодобрительно заявил Дато, не оглядываясь на Алешу со своего переднего сиденья. — Ты певец?.. Тебе петь, а не рассуждать будет правильнее.

Наша черная «Волга» свернула к служебному входу и проехала прямо вдоль причалов речного вокзала. Охранник у ворот с вывеской «только для служебного транспорта» и не думал спрашивать пропуск, а торопливо засуетился, поднимая шлагбаум. И, наверное, даже отдал бы честь, если бы успел, — наша «Волга» вихрем промчалась, не снижая скорости. А москвичам, которые шли по причалу, угрюмый грузин-водитель отчаянно сигналил, и они шарахались из-под колес в панике.