Нагиб Махфуз - Осенние перепела

— Как вы думаете, опасность угрожает только нам или она касается… — попытался было вставить слово Самир, но его перебил Ибрагим:

— Так ведь мы и сами могли совершить все это, если бы располагали необходимыми силами…

— … Но не сделали ничего, — язвительно закончил за него ас-Сальгуби.

Иса не слышал, о чем они еще говорили. Он думал о себе. Прошлое представлялось ему исполненным достоинства и даже величия. Чем больше он думал, тем горестнее становилось на душе. Сердце подсказывало, что его былое благополучие вот-вот лопнет подобно блестящему мыльному пузырю. Ему чудилось, что он сидит внутри этого мыльного пузыря, а снаружи к нему с любопытством приглядывается чье-то лицо, странное и чужое, — лицо новой жизни. Но как отнесется эта новая жизнь к нему, примет ли?

Он поднял голову. Внимание его привлекла висевшая над камином картина: прямо на него смотрела черная толстогубая рабыня. Взгляд ее больших, навыкате глаз был чувственным и вызывающим…

Шли дни, а сомнения не покидали его. Иса окончательно потерял покой, начинали сдавать нервы.

Свадьбу пришлось отложить до лучших времен, пока почва под ногами вновь не станет твердой. Ничего не поделаешь, — таково желание его будущего тестя.

А между тем обстановка не прояснялась. Жизнь ставила перед Исой и его друзьями все новые и все более сложные вопросы. Это чем-то напоминало вывешивание на побережье черных флагов, предупреждающих о волнении на море. Единственное, что им оставалось, это питаться всевозможными слухами, в которых сейчас не было недостатка.

Однажды Иса услышал, что Хасан получил назначение на ответственный пост, открывающий перед ним широкие перспективы. Видимо, Хасан принадлежал к числу активных сторонников нового режима. Эта новость особенно неприятно поразила Ису. Некоторое время он даже не решался сообщить об этом матери. Но когда старушка наконец узнала, она все равно ничего не поняла. С присущей ей наивностью она успокаивала сына:

— Ничего, настанет и твой черед, не огорчайся. Ведь ты заслуживаешь всего самого хорошего…

От этих слов настроение совсем упало. Хотелось бросить все и уехать куда-нибудь подальше от людей…

Вскоре было объявлено о предстоящей чистке государственного аппарата. С горечью и отчаянием он прочитал об этом в газетах: вот и его скоро постигнет полное крушение — такое же, какое уже испытали политические партии и их вожди; последние корни былого благополучия будут выкорчеваны.

А кругом продолжали твориться странные вещи, которые, пожалуй, прежде показались бы просто невозможными. Подумать только! Его друг Ибрагим Хайрат — адвокат и бывший депутат палаты представителей — пишет в газетах такие восторженные статьи о революции, что можно подумать, будто он один из ее организаторов! В своих статьях Ибрагим обрушивается на политические партии, в том числе, конечно, и на свою партию, подвергает беспощадной критике свергнутую монархию, при которой, между прочим, занимал видное положение.

А Аббас Садык! Он по-прежнему невозмутим и спокоен, полон уверенности в себе и вовсе не думает отчаиваться. Впрочем, неудивительно: он успел уже найти себе надежного покровителя среди влиятельных людей нового режима и сильнее, чем прежде, рассчитывал сделать карьеру.

Лишь один Самир разделял с Исой тревогу и страх за свое будущее. Это был худосочный и бледный молодой человек с печальным взглядом зеленоватых глаз.

— Какова будет, по-твоему, наша судьба? — спрашивал его Иса в надежде найти какое-нибудь утешение.

— Самое меньшее, что нас ожидает, это увольнение с работы, — отвечал Самир, глупо улыбаясь.

— Так что же нам делать? — снова спрашивал Иса, чувствуя, как у него от волнения пересыхает во рту.

— Искать заработка. Может быть, нам предоставят работу в какой-нибудь компании.

— Думаешь, легко будет устроиться? И хватит ли у нас духа начать все снова?

— Что поделаешь, — вздыхал Самир, покачивая головой с густой черной шевелюрой, в которой кое-где уже поблескивали седые волоски. — Обстоятельства сильнее нас…

А между тем в комиссии по чистке росло число заявлений. В них, как стало известно Исе, против него выдвигались всяческие обвинения. Он не удивлялся этому: среди чиновников министерства у него было много завистников и недоброжелателей и, уж конечно, врагов больше, чем друзей. Эти люди, которые при всяком удобном случае были готовы подложить ему свинью, сейчас стали вести себя вызывающе. Дошло даже до того, что некоторые из его подчиненных позволяли себе непочтительно обращаться с ним. В общем, министерство превратилось для него в настоящий ад.