Бернгард Келлерман - Город Анатоль

За ужином Франциска усердно обставляла свой дом, а Ники Цукор, который уже за закуской выпил три рюмки водки и полбутылки вина, строил всё более грандиозные планы.

— Да, дом получится великолепный! — восторженно восклицал он. — Он будет достопримечательностью Анатоля.

После ужина начали составлять список того, что Ники должен был купить в Вене. Список оказался очень длинный, и Ники боялся взять на себя ответственность за эти покупки. В конце концов он предложил Франциске поехать вместе с ним в Вену.

— Подумайте над этим. Почему бы вам и не поехать? Это было бы великолепно!

— Но придется рано вставать...

— Мы можем поехать вечерним поездом. Самое удобное!

На следующий день Ники купил дом. Франциска даже не осмотрела его. Жак был убежден, что Франциска никогда не решится поехать в Вену. Но на этот раз он ошибся. Через неделю Франциска уехала с Ники Цукором. Они вернулись только через две недели.

Корошек смотрел в дверную щелку на площадь: там действительно стоял молодой господин Грегор и спокойно разговаривал с этой бешеной Ольгой. Он даже шутил!

— Боже мой, как это у вас хватает храбрости разговаривать с этой сумасшедшей женщиной! — с удивлением воскликнул Корошек, когда Жак вошел в вестибюль. — Ведь она могла бы выстрелить и тяжело ранить вас — в бедро, например, и вы остались бы хромым на всю жизнь!

— Я готов держать с вами пари, что у нее и револьвера-то нет в кармане, — ответил Жак и презрительно засмеялся. — Это только блеф, чтобы запугать Рауля. Ему следовало бы выйти и хорошенько отколотить ее!

— Что вы, что вы! Как можно бить свою жену!

Почти каждый день, когда начинало смеркаться, перед «Траяном» появлялся часовой: воротник высоко поднят, на голове бобровая шапка, в карманах — грозно сжатые кулаки. Гизела и Антония, сидя за зеркальной витриной, забавлялись видом этой фигуры, но Роткель приказал им отойти: некрасиво смеяться над несчастным человеком. Посетители кафе острили при ее появлении. Милая, хорошая женушка, не правда ли? Кто бы мог подумать, что у этой прелестной белокурой «куколки» столько злости? Весь город смеялся! А ее «малышка», почему он ни разу не выйдет к ней? Он просто-напросто прячется от нее со страху. Пусть бы попробовали так с Яскульским! Его широкое лицо побагровело от гнева. Его жена могла бы заявиться хоть с пушкой, — уж он бы задал ей перцу! Но его жена давно умерла...

Когда Корошек просовывал свою желтую дыню в комнату Рауля и шептал: «Она там», — Рауль бледнел; он с каждым днем становился всё более нервным. Корошек считал своим долгом охранять своих гостей. В мыслях он уже видел адвоката Рауля Грегора плавающим в собственной крови перед «Траяном», с толстым портфелем под мышкой. Ну и дела творятся на белом свете!

Иногда Ольга дежурила перед «Траяном» всего лишь двадцать минут, но очень часто — битых два или три часа. Один раз она караулила до девяти вечера. Было очень холодно, кружился мелкий колючий снег, Ольгу совсем запорошила, но она без устали расхаживала по площади, как призрак, не знающий покоя. Рауль почувствовал сострадание к ней. Такой холод, такой снег! Бедняжка! Она страдает, она несчастна, она мучится! Не открыть ли ему окно и крикнуть: «Ольга, золотце мое!» Нет, нет, он не может! Он вспоминал об оскорбительных и бесстыдных письмах, которые она ежедневно посылала ему. Она осыпала его бранью. Употребляла такие словечки, что он стыдился показать кому-нибудь эти письма. Ее страсть пользоваться самыми вульгарными выражениями была просто болезненна. Она грозила ему уйти к другим мужчинам. Настанет день, и он горько раскается. А сегодня она назвала его бесстыжим сутенером! И это — его нежная куколка, которая всю ночь меняла ему согревающие компрессы, как только он кашлянет раза два! Нет, нет! Невозможно! После этих писем о примирении нечего и думать. Сострадание Рауля сразу превратилось в ненависть. «Ну и замерзай, замерзай, сумасшедшая!» — в бешенстве закричал он. Кому приятно, когда его называют «бесстыжим сутенером» или еще похуже? А теперь он выйдет, будь что будет!

Корошек входит и шепчет:

— Она еще там!

— У меня деловое свидание, и я не позволю себя больше терроризировать! — в бешенстве кричит Рауль, обращаясь к несчастному Корошеку. — Это террор, настоящий террор! Понимаете вы?

Господи боже мой! Нет, Корошек этого не допустит. Он провожает Рауля через двор, через конюшни. Там есть маленькая дверка.

— Осторожней. — Он осматривает улицу, и Рауль исчезает в снежном вихре.